Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Мессир Ангерран де Фуа, собственник погибшей животины, после краткого дознания мимоходом двинул проштрафившемуся конюху в ухо — рука у старого рыцаря была тяжёлая, и слуга ещё два дня жаловался на звон в голове — и в полном недоумении признал:

— Ничего не понимаю. Отравился, что ли? Здоровый же был конь, всю Малую Азию прошёл, а тут — на тебе…

Стоявшие рядом Мишель де Фармер и его бывший оруженосец сочувственно, как того требовала ситуация, закивали. Нормандец озадаченно пощёлкал языком — мол, тайна сия велика есть. То Божий промысел, а Господь, как известно, призревает не только человеков, но и всякую тварь, бегающую, плавающую или летающую. Видимо, Он решил, что срок лошадиной жизни исчерпался и единым росчерком подвёл под ней итог. А некий де Фуа остался без верхового скакуна и теперь будет вынужден срочно потратиться на нового.

Слишком увлечённый собственной бедой и грядущими расходами, мессир Ангерран упустил из виду перешёптывания своих молодых друзей — весьма подозрительные перешёптывания, надо заметить.

— Да быть такого не может!..

— Но лошадь-то сдохла. Не веришь — подойди ближе.

— Совпадение… — пробормотал де Фармер.

— Не верю я в такие совпадения, — отрезал Гунтер.

— Лошадь сдохла. Дугал клялся, якобы собственными глазами видел — старик отдал концы. Что же он, восстал из мёртвых? Может, наведаться к капеллану, попросить святой воды да поднести ему за ужином?

— Интересный теологический вопрос: какое средство более надёжно? Патентованный византийский яд или освящённая водица? И влияют ли степень веры и сила убеждённости совершающего обряд священника на качество святой воды? — съязвил фон Райхерт.

— Не богохульствуй, — серьёзно заметил Мишель.

— Я не богохульствую, я рассуждаю!

— Вот и рассуждай так, чтобы Господь остался доволен твоими рассуждениями.

Вместо ответа Гунтер сплюнул на вытоптанную землю, вежливо раскланялся с удручённым де Фуа и зашагал в сторону их палатки. Через несколько шагов его нагнал замешкавшийся Мишель и теперь уже в полный голос, не боясь быть услышанным, спросил:

— Ну, и как же нам теперь быть? Что делать?

— Для начала пойдём и порадуем опочившего на лаврах Дугала, — злобно фыркнул германец. — А потом… Потом — не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю и не понимаю. Чем дальше — тем больше. Ты будешь смеяться, но мне ужасно хочется обратно в Нормандию, в ваш захолустный Фармер. Пока мы сидели там в лесочке и взахлёб чесали языками о судьбах мира, всё казалось таким простым и понятным. Сделаем то, свершим вот это, прославимся в веках!..

— Прославиться в веках — это хорошо, — заметил Мишель. Ирония собеседника была ему непонятна и недоступна, а какие-нибудь подходящие к случаю ободряющие мысли в голову не лезли.

…Грандиозная идея с покушением на жизнь де Фуа принадлежала Мак-Лауду. Родилась она в приснопамятный вечер, когда разъярённые компаньоны явились к шотландцу, обвиняя его во всех смертных грехах. Но в первую очередь — в том, что, зная об угрожающей сотоварищам опасности, он даже не подумал предостеречь их. Скотт, что показалось Гунтеру превесьма странным, спокойно выслушал их возмущённые речи, не перебивая и не пытаясь оправдываться, и заявил:

— Собственно, что вы хотели от меня услышать? Кучу ни на чём не обоснованных подозрений? Вы бы первые меня высмеяли, попросив не рассказывать баек. Мне нужно было убедиться в том, что в моих словах скрывается хотя бы доля истины.

— Убедился — за наш счёт! — вспылил Мишель. Кельт смерил его дружелюбно-снисходительным взглядом и язвительно изрёк:

— Согласись, было бы исключительно глупо, если б столь доблестный воитель дал себя придушить или прирезать в собственном шатре. Я верил в вашу способность постоять за себя — и не ошибся.

Де Фармер открыл рот, не нашёлся с ответом и сконфуженно примолк. Ему вроде как сделали комплимент, обижаться на который было глупо.

— Ну хорошо, — германец попытался в очередной раз призвать на помощь логику. — Ты убедился в своей правоте. Что из этого следует? Мессир де Фуа ни того, ни с сего проникся к там настолько сильной неприязнью, не поскупился нанять убийц и отправить их к нам с дружеским ночным визитом. Но почему? Мне казалось, Ангерран с первого дня нашего знакомства на Сицилии был к нам весьма и весьма дружелюбно расположен. Помогал в затруднениях, давал советы… И вдруг решил от нас отделаться. Разве мы ему чем-то помешали?

— Всё может быть, — признал Мак-Лауд. Было видно, что шотландец напряжённо о чём-то размышляет и колеблется — поделиться итогом своих раздумий с товарищами либо промолчать?

Наконец он нехотя проговорил: