— Де Фуа — слишком старый и слишком хитрый лис. Я никогда не был с ним близком знаком, но мы… мы уже несколько лет служим одному господину. Который не сомневался в преданности старика. Только чем дальше, тем больше мне кажется, что де Фуа переметнулся на чью-то иную сторону… нашёл себе другого покровителя и следует новым замыслам… по случайному или намеренному совпадению вы оказались у него на дороге. Ваши поступки препятствуют замыслам его хозяина, и старик Ангерран, ничего не имея против вас, просто-напросто выполняет отданный ему приказ. Но тогда спрашивается — не последует ли за покушением за вас и покушение на меня, грешного… Или на Агнессу?
— Леди Агнесса-то здесь при чём? — удивился фон Райхерт, заплутав в прихотливых лабиринтах средневековых интриг.
— При том, — невнятно откликнулся Дугал. Подобрал прутик и начал вычерчивать на пыльной земле смыкающиеся окружности, одну за другой выстраивающиеся в длинную цепь.
— Хватит морочить нам головы, — решительно потребовал обеспокоенный затянувшимся молчанием Мишель. — Объяснись толком!
— Не могу, — отрезал кельт. С таким видом, что становилось понятно: это его последнее слово, и никакого иного из него не вырвать. Даже поджаривая на костре и угрожая немедленной смертью через повешение. Мишель, однако, не унимался, с простодушием сына своего века заявив:
— Почему бы нам не пойти и не рассказать всё императору?
— Так нам и поверили, — на редкость единодушным хором заявили германец и Дугал. Искоса глянули друга на друга и понимающе хрюкнули. Кельт растолковал: — Я ведь уже говорил, нам не в чем напрямую обвинить де Фуа. У нас ничего нет, кроме подозрений и собственных домыслов. Нас просто не станут слушать.
«Мы могли бы поведать Барбароссе о роковой случайности на речке Салеф, — чуть было не сболтнул Гунтер, но вовремя прикусил язык. Однако в его голове закружилось странное, невероятное предположение. Нелепая гибель германского императора на переправе — и де Фуа, человек с фальшивым именем, которого королева-мать Элеонора, оговорившись, поименовала Райнольдом. Хитроумный старикан, запросто вхожий к королям и императорам, знающий всех сильных мира сего… Как говорил Казаков, водящий близкое знакомство с примечательной личностью, представляющейся милордом де Гонтаром… Что же это выходит, если вдуматься?»
Мысль была жутковатой и донельзя пугающей… но завораживающей открывающимися перспективами.
— Дугал, — тщательно подбирая слова, начал германец, — предположим… только предположим, что мессир де Фуа во время перехода через Малую Азию скончался. Самым естественным образом, от трудностей пути и старости, ведь ему уже немало лет. Вечером заснул, утром не проснулся. Могло ведь быть такое? Как его безвременная кончина скажется на планах твоего… гм… работодателя?
— Он будет весьма огорчён, — быстро откликнулся Мак-Лауд, словно только и ждал такого вопроса. — Но коли так случилось, и в том никто не повинен… На «нет», как говорится, и суда нет. К тому же мой сюзерен в последнее время частенько высказывал своё неудовольствие поведением де Фуа. Милейший Ангерран из тех друзей, что порой становятся хуже самых злейших врагов. Старик всегда всё делает по-своему.
— Ты тоже, — съязвил Мишель.
— Но я-то так поступаю заради общей пользы, — убеждённо возразил кельт. Подумал ещё немного и размашисто кивнул: — Да, эта мысль мне по душе. Не исключено, что завтра… или послезавтра ночью Господь приберёт к себе эту смятенную душу.
Мессир фон Райхерт был бы не прочь узнать, каким именно образом шотландец намерен привести свой план в исполнение. Однако понял, что расспросы бесполезны и ни к чему не приведут. Дугал не станет делиться тайнами с дорожным попутчиком, пусть даже и приятелем. Он предоставит им маяться неопределённостью в ожидании результата.
— Тебе не кажется, что мы… малость погорячились? — несколько смятенно поинтересовался де Фармер, когда они шагали через шум и плавающий в воздухе едкий дым костров вечернего лагеря. — Может, тот тип с удавкой был самым обычным грабителем, залезшим к нам на предмет стянуть пару золотых да новые сапоги? Ведь кельт так и не ответил, почему он вдруг заподозрил де Фуа в измене… Измене кому? Кто этот человек, которому служит Дугал? Мадам Элеоноре? Королева-мать его знает, и даже расспрашивала нас о скотте… Монферрату?
— В последнее верится больше всего, — подумав, согласился фон Райхерт. — Знаешь, я что-то перестал доверять случайностям. Всякий раз, когда мы думали — «это чистой воды случайность», потом выяснялось, что никакой случайности вовсе не было, а был чей-то тонкий и дальний расчёт. Чья-то воля. Чьи-то планы, в которых нам отводилось заранее определённое место. Вдруг и сейчас нас всего лишь передвигают по шахматной доске в нужном направлении?
Мишель задумчиво погрыз отросший ноготь, ругнулся, споткнувшись об растяжку чужого шатра, и глубокомысленно заявил:
— На земле нет воли, превыше Господней…
— Так-то оно так, — согласился германец. — Но люди-то тоже не плошают.