Время волка. Пленница дважды (СИ)

  - Почтенная, вам известно, что в моей стране я была хатун.

  - И что? У вас хатун не работают? Я тоже выросла в семье знатного человека, нойона унгиратов, но я делала все то же самое, что и дочери аратов: и шила, и катала войлок, ставила юрту, взбивала масло, стригла овец.

  - Во всех странах, о которых я знаю, это унизительно для знатных.

  - Что ж ту унизительного - постричь овцу, подоить кобылу? - засмеялась Уки. - Это жизнь. Выходит, жить унизительно?

  Рабыни получили приказ привести Хан-Султан ночью в юрту Джучи. Айше, обрадовавшись, что вместе с положением Хан-Сулан, может измениться и ее положение как ее доверенного человек, уговаривала бывшую госпожу быть нежной с ханским сыном. А Хан-Султан думала, что, наконец, настал момент, когда она прольет его кровь за матушку, за Али, за поруганных сестер, за разрушенный Гургандж, заодно и лишит Чингисхана старшего сына. Рабыни намазали лоб и подбородок белилами, и дали чернила, чтобы покрасила зубы, как было принято у китайских, японских и монгольских красавиц.

  Она сделала все, как положено, затем коснулась двери ладонью правой руки, перешагнула через порог, приклонила колено перед Джучи.

  Он медленно стянул с нее платок, стал расплетать косы, с распущенными волнистыми волосами она казалась необыкновенно красивой. Как же было стыдно, когда сын того, кто разрушил Хорезм, прикасался к ней, целовал ее. Но ничего, это последняя женщина, к которой он прикасается, думала она, вынимая нож, висевший у него на поясе. Вынув нож, вдруг почувствовала, как он схватил и зажал ее руку в сильной ладони.

  - Я знал, что сделаешь это - попытаешься меня убить. Это было видно по твоему взгляду, да и убить мужа - для тебя не впервые. Поэтому не стал вынимать нож. В тебе есть храбрость, но нет ума, поэтому повелась на уловку.

  - Казните меня, хан! Отрубите голову рабыне, пытавшейся вас убить! Чего же вы ждете?

  - А я говорил, если ты умрешь, то не по своей, а по моей воле.

  Он бросил нож в сторону, она стал кусаться, пинаться, отталкивать его, потом, отбежав, подобрала нож и прислонила к своему горлу.

  - Не подходите! Я убью себя!

  - Неужели я настолько противен? Никто из моих жен и наложниц не жаловался! Большее оскорбление я получал только от Чагатая, - засмеялся Джучи, смягчив голос.

  - Противен, язычник, проливший кровь невинных людей!

  - Твой народ ответил за свое преступление, за убийство послов. Мы просили твоего отца выдать Инальчика, он отказался.

  - Вы в своем уме?! За поступок моего дяди и отца вырезать целыми городами?! Женщин, стариков, детей! Хотя, чему удивляюсь? Язычники же.

  - Это их народ, пожелавший иметь таких правителей.

  - Да где вы видели, чтобы кто-то спрашивал крестьян и ремесленников, какого правителя они себе хотят? Они живут своей жизнью, своим ремеслом и даже не знают о многих приказах султанов и шахов.

  - Да быть такого не может, что не знают! По нашим законам отвечает ВЕСЬ род за преступление. Твоему народу еще повезло, за отравление Есугея-багатура, было уничтожено ВСЕ племя татар.

  - В Судный день перед Аллахом за свои грехи только каждый ответит, а не за чужие. И гореть вы будете в адском пламени!

  - А буддисты говорят, что после смерти мы переродимся, и будем страдать за грехи в следующей жизни. Кому верить?

  - Позвольте мне уйти к себе.

  - Уходи, - удивил Джучи своим ответом. Хан-Султан думала, что он будет делать то, что его соплеменники делали с хорезмийскими женщинами. - Зачем применять силы, если все равно САМА покоришься. Рано или поздно не выдержишь жизни рабыни и захочешь вернуть жизнь хатун. А я подожду.

  Хан-Султан выходила из юрты, ежась от холода и степного ветра. На пути она встретила Саркаду.

  -Что случилось? Кто кричал? Ты?

  Она ничего не ответила, пройдя мимо старшей жены. Та была шокирована наглостью и зашла в юрту к мужу.

  - Она сопротивлялась? Не далась? Прикажите казнить.

  - Иди к себе, - спокойно отвечал муж.

  -Тогда накажу ее.

  - Я сказал, ничего не делай! - вскрикнул Джучи.

  - Значит, Султан можно то, что нельзя другим? Если бы на ее месте оказалась другая наложница, что с ней стало бы?

  - Ступай к себе! - раздраженно ответил он.

  - Околдовала тебя эта сартаульская девка.

  По дороге юрту наложниц Хан-Султан думала: "Почему ему было не все равно, что я могла себя порезать? Почему его волновало, что я была голодная? Почему готов был отрубить головы кукольникам, только за то, что смеялись надо мной? Не, он варвар, он не может любить и чувствовать сострадания. То не любовь, это похоть"

  В юрте ее встретила Айше:

  -Почему так быстро вернулись? Думала, вернетесь утром. Хан, что вас прогнал? Говорила же я не надо мазаться этими китайскими белилами, это некрасиво!

  - Как только язык поворачивается говорить такое? Я сама заставила его меня прогнать.

   - Что вы творите? Хотите умереть в рабстве?

  - Ложись спать, завтра вставать рано. На следующий день Хан-Султан с другими наложницами снова валяла войлок, как прямо днем ее снова повели к Джучи.

  - Не бойся. Я хочу сообщить, что узнал сегодня. Твой отец умер на острове.

  - Нет, не правда, вы обманываете, вам нравится делать больно, поэтому так сказали.