Время жить

Чем же страшен Квота и его метод торговли путем полного оболванивания покупателя? Тем, что он нащупал пружины, заставляющие людей непрерывно покупать, и с помощью современной техники распространил свое открытие на все сферы потребления. Квота страшен своей типичностью для капиталистического мира, так как в этом вымышленном персонаже сфокусированы реально существующие тенденции, развивающиеся в обществе. Квота уничтожает в покупателе все человеческое, пользуется идейным убожеством обывателя, мелкобуржуазной, мещанской страстью к собственности. Не защищенный от его железного напора культурой, интеллектом, богатством духовного мира, житель Тагуальпы представляет собой воск в руках Квоты.

Веркору и Коронелю представляется, что опасность, которую несет Квота, нужно уничтожать в зародыше, в противном случае его могущество столь возрастет, что борьба с ним станет почти безнадежной. Авторы выдвигают в романе две идейно противостоящие Квоте антагонистические позиции. Первая, носительницей которой выступает племянница Самюэля Бретта, генерального директора фирмы, Флоранс, -- позиция гуманистического протеста во имя духовных ценностей. Вторая -- представленная конкурентом фирмы Спитеросом -позиция критиков системы Квоты, видящих в ней угрозу "здоровой" капиталистической экономике. И та и другая позиции обращены к прошлому, к буржуазной демократии в ее философском и экономическом воплощении.

К концу романа сатира Веркора и Коронеля становится особенно острой. Экономика, развивающаяся по системе Квоты, требует не долговечности предметов потребления, а, наоборот, минимальных сроков их использования. Темпы все убыстряются, создается атмосфера искусственного оживления производства и экономики; эта лихорадка процветания, эта обесчеловечивающая система изнашивает так же быстро и нервную систему людей, вызывает у них состояние усталости, мучительной тоски, сводит с ума.

Повесть завершается и в то же время как бы не завершается некой формулой бесконечности: "Ненасытно разрушались, неутомимо строились все в большем количестве дома, заводы, конторы, магазины, гаражи, больницы, сумасшедшие дома, и все равно не хватало домов, контор, магазинов, гаражей, сумасшедших домов, и все еще не хватало магазинов, гаражей, сумасшедших домов и все еще не хватало..."

"Продолжение следует", -- иронически заключают авторы. Это формула безысходности и краха. Иначе и не может быть, поскольку действие романа остается в пределах капиталистического устройства. О социализме Квота лишь упоминает как о возможной альтернативе "обществу потребления", но в расчет его не принимает. В этом сказалась ограниченность авторского мировоззрения. Гротескный характер персонажей, элементы социальной фантастики определяют стиль повествования, его образный строй. Все герои здесь аллегорично-условны -- они носители "масок" -- идей авторов. Квота -- персонификация хищничества современных капиталистических заправил. Самюэль Бретт -- образ стареющего "вымирающего дельца". Флоранс -- воплощение интеллигенции европейского склада, бунтующей, но бессильной, швейцар Эстебан -- образ оболваненного обывателя и т. д.

Книга Веркора и Коронеля соединяет в себе элементы фантастики и сатиры. Это пример интеллектуальной прозы. К ней прибегают авторы для того, чтобы объемнее и полнее выразить общие закономерности губительного для личности функционирования "общества потребления".

Повесть Жоржа Перека (1940 -- 1982 гг.) "Вещи" написана раньше, чем книга Веркора и Коронеля, но она может рассматриваться как ее своеобразное продолжение. Если в "Квоте" была вскрыта причина и показаны способы создания ажиотажа потребительства, то в книге Перека видно, как это явление практически губит души людей. Эта повесть была первым художественным произведением Жоржа Перека -- 25-летнего писателя, социолога по профессии. После повести "Вещи", имевшей огромный успех и удостоенной одной из главных литературных премий, он стал профессиональным писателем и приобрел известность как автор оригинальных, интересных книг, вызывавших большой интерес у читателей и критиков. Наиболее значительные из его произведений (помимо "Вещей"): повести "Спящий Человек" (1967), "Темная лавка" (1973), пьеса "Прибавка к жалованью" (1970), сложный многоуровневый роман "Жизнь, способ употребления" (1978).