Время жить

Вове откачали жидкость из брюшной полости, прокапали белковое питание, поддержали сердечко, и он ожил. Похудевший и бледный он встречал Галю с улыбкой и рассказывал, что составит завещание, что никого не забудет, что хозяйство поделит на равные доли – ей, сыну и дочери. А в глазах его просвечивал чертенок. Ой, не известно, что там будет через день, какие ещё коленца выкинет этот мужичок.

И точно, к моменту выписки он сказал, что домой не поедет, поживёт у дочери. Галя осталась ухаживать за ним. Хозяйство доверила мальчишке Глебу. Будь что будет. Главное было здесь – уходил любимый человек. Завещание оформляли дома. Нотариуса Фаю пригласили к больному в комнату. Они долго о чём-то беседовали, что-то подписывали. Словом, все земные дела Вова успел завершить. Галю попросил кремировать его и прах рассеять над участком. Умер тихо и достойно. Как будто ушел туманным утром в тайгу…

Его родные о кремации и слышать не захотели. На похоронах Галя испытывала такое чувство, что вокруг совсем не близкие, а чужие люди. Они держались особняком, сторонились её. Никто не выражал слов поддержки. А когда огласили завещание, стала понятна причина происходящего. Все имущество было завещано Вовиной дочери от первого брака Оксане. Галя осознала это только через несколько дней, когда на старой «Короллке» без копейки в кармане ехала в город к своей дочери в малосемейную комнатушку.

Сначала её охватила дикая злость. Полтора десятка лет она была рядом с этим человеком. Она посвятила ему свою жизнь. Она жертвовала благополучием детей ради его бесконечных прожектов! Она содержала его хозяйство! Решала все бумажные дела. Спорила и судилась. Стояла за него горой… Молилась на него… Попросил – жизнь бы отдала… А он её так просто предал… Лучше бы убил. Зачем пустил кровоточащим подранком?

В городе Галя не могла ни работать, ни есть, ни спать. Ей казалось, что она сходит с ума. Бесконечная мысленная жвачка о том, что было не оставляла сил ни на что другое. Прошлое пожирало настоящее и лишало будущего. Благо дочь была рядом и как могла поддерживала мать. А она изо дня в день вопрошала Бога, за что ей такая боль? Почему её выбросили, как стреляную гильзу, как свиную шкуру. Вытирайте ноги! Об неё можно! Кто она такая? Кому она нужна?

Истерзанная горем убеждённая атеистка со своей болью пришла в церковь. Послушала священника. Потом пришла ещё. Запали в душу слова служителя о том, что «жизнь – это время испытаний, трудов, скорбей, а смерть – это разрешение от уз плоти”. Значит, время её испытаний ещё не закончилось, и она должна радоваться и тому, что живёт, страдает и тому, что ей предстоит умереть. Вот она, спасительная мысль: «Я тоже умру». Я тоже умру и оставлю всех и всё. И в этом нет ничего необычного. Я тоже умру, и разрубленная напополам душа воссоединится со своей половинкой, которая умерла с ним! Значит, расстались они не навсегда! Надо просто верить. Но и надо что-то делать. Галина вспомнила давнишнее увлечение, нашла нитки и крючок, и сама вышила икону. Потом другую, третью.

Боль притупилась, но мысли о том, почему он обманул её доверие, оставил ни с чем, остались. Она продолжала страдать и плакать. Священник на её вопрос о том, сколько она ещё будет страдать по мужу, ответил просто: «Ты плачешь не по нему. Ты плачешь по себе». И тут Галина задумалась. Она раньше была сильная, наглая, красивая и гордая. Обманывала клиентов, откусывала их бабки. И мужа первого бросила. Оставила ни с чем. Выгнала в пустоту. Забрала квартиру. Ему сказала, что не для себя – для детей. Но и Володя поступил также! А может быть просто всё возвращается на свои места? И нечего обижаться на Вову.

Весной острое желание снова увидеть место своего прошлого счастья стало просто неодолимым. Галя твердила, что ей надо ещё хотя бы раз приехать на участок. Объяснить зачем не могла. Ей казалось, что, побывав там, она поймёт что-то важное для себя. Этот внутренний порыв заставил сесть в машину и гнать за триста километров. Дочь сначала боялась отпускать мать, но потом смирилась. В середине мая Галя подъехала к перекату Гремучего ручья.

Сердце сжалось от боли, когда она увидела, что случилось в её отсутствие. Крепостная Падь превратилась в выжженную пустыню. Лесной пал прошёлся с востока на запад и превратил сопки в головешки. Из черной земли торчали обгорелые стволы дубов и берез. Пал был поздний, а значит, самый опустошающий. Ранний лесной пожар по замерзшей мартовской или апрельской земле не так опасен для леса. А вот майский по растениям с первой нежной листвой – катастрофический, беспощадный, как напалм. Галя смотрела на такие родные до боли деревья. На некоторых висели обуглившиеся первые зелёные листочки. Как жаль, что уже не будет прохладного тоннеля из дубовых крон от ручья до их дома. Уже не услышать шёпота испуганных осин. Деревья уже вряд ли отойдут, оправятся от смертельного шока. Будут стоять чёрными свечками ещё не один год, служа немым укором и взывая к человеческой совести. А потом, так и не дождавшись покаяния, рухнут наземь…