Время жить и время умирать

– Тридцать очков на трефах, – с отчаянием сказал тот, что обозвал Гребера казарменной крысой. – Ну что тут скажешь! А он даже не радуется!

– Эрнст!

Гребер оглянулся. Перед ним стоял невысокий крепыш в мундире крайсляйтера. На секунду ему пришлось напрячь память, и он узнал круглое лицо с румяными щеками и орехово-карими глазами.

– Биндинг, – сказал он. – Альфонс Биндинг!

– Он самый. – Биндинг просиял ему навстречу. – Эрнст, старина, мы же целую вечность не виделись! Откуда ты?

– Из России.

– В отпуске, значит! Это надо отпраздновать. Пошли ко мне в берлогу. Я живу недалеко отсюда. Есть первоклассный коньяк! Нет, надо же! Встретить старого школьного приятеля, который только что приехал с фронта! По такому случаю необходимо выпить!

Гребер смотрел на него. Несколько лет Биндинг учился с ним в одном классе, но он почти забыл его. Только случайно слыхал, что Альфонс вступил в партию и кой-чего там достиг. Теперь он стоял перед ним, веселый, простосердечный.

– Пошли, Эрнст! – настаивал он. – Смелей!

Гребер покачал головой:

– У меня нет времени.

– Но, Эрнст! Выпьем по глоточку! На это у старых товарищей всегда найдется время!

Старые товарищи! Гребер смотрел на мундир. Биндинг высоко поднялся. Но, быть может, как раз поэтому поможет разыскать родителей, вдруг подумал он. Как раз потому, что он партийная шишка.

– Ладно, Альфонс, – сказал он. – На рюмку шнапса.

– Правильно, Эрнст. Пошли, тут недалеко.

Как выяснилось, жил Биндинг дальше, чем утверждал. В пригороде, в маленькой белой вилле, что мирная и невредимая располагалась в парке с высокими березами. На деревьях висели птичьи кормушки, где-то журчала вода.

Биндинг вошел в дом первым. В коридоре висели оленьи рога, кабаний череп и медвежья голова. Гребер удивился:

– Ты что, такой великий охотник, Альфонс?

Биндинг ухмыльнулся:

– Отнюдь. Никогда в руки не брал ружья. Это все декорации. Здорово смотрится, а? По-германски!

Он провел Гребера в комнату, устланнную коврами. На стенах висели картины в роскошных рамах. Вокруг стояли большие кожаные кресла.

– Ну, что скажешь? – гордо спросил он. – Уютно, да?

Гребер кивнул. Партия пеклась о своих людях. Альфонс был родом из семьи бедного торговца молоком. Отцу стоило немалых усилий учить его в гимназии.

– Садись, Эрнст. Как тебе мой Рубенс?

– Что?

– Рубенс! Вон та мазня, рядом с роялем!

На картине была изображена весьма упитанная обнаженная женщина, стоящая на берегу пруда. Золотые волосы и могучий зад, освещенный солнцем. Кое-что для Бёттхера, подумал Гребер.

– Здорово, – сказал он.

– Здорово? – Биндинг был изрядно разочарован. – Старина, это просто изумительно! От того же торговца, у которого покупает рейхсмаршал. Шедевр! Достался мне задешево, из вторых рук. Тебе не нравится?

– Почему? Только ведь я не знаток. Но один мой знакомый ошалел бы, если б увидел это полотно.

– В самом деле? Серьезный коллекционер?

– Нет, но специалист по Рубенсу.

Биндинг просиял от удовольствия.

– Очень рад слышать, Эрнст! Правда очень рад. Я бы и сам никогда не поверил, что стану собирать произведения искусства. А теперь рассказывай, как ты и что поделываешь. И могу ли я что-нибудь для тебя сделать. Кой-какие связи имеются. – Он лукаво хохотнул.

Гребер против воли слегка растрогался. Впервые кто-то без малейшего опасения предложил ему помощь.

– Ты можешь кое-что для меня сделать, – сказал он. – Мои родители пропали. Возможно, их вывезли отсюда или они где-нибудь неподалеку, в деревне. Как бы мне выяснить? Здесь, в городе, их, похоже, нет.

Биндинг сел в кресло рядом с курительным столиком из чеканной меди. Надраенные сапоги стояли перед ним как печные трубы.

– Выяснить не так-то просто, если они не в городе, – сказал он. – Ладно, посмотрим, что удастся разузнать. Это займет несколько дней. А может, и больше. Все дело в том, где именно они находятся. Сейчас повсюду неразбериха, ты же знаешь.

– Да, насмотрелся.

Биндинг встал, прошел к шкафу. Достал бутылку и два бокала.

– Давай-ка сперва тяпнем по единой, Эрнст. Настоящий арманьяк. Мне он нравится даже больше коньяка. Твое здоровье.

– И твое, Альфонс.

Биндинг налил еще.

– Где ты сейчас живешь? У родных?

– У нас нет в городе родных. В казарме.

Биндинг отставил бокал.

– Но, Эрнст, это же нелепо! Отпуск в казарме! По сути, вообще не отпуск! Можешь пожить у меня! Места полно! Спальня с ванной, никаких очередей, все что душе угодно!

– Ты разве один тут живешь?

– Ясное дело! А ты думал, я женат? Не такой я дурак! В моем положении от баб отбою нет. Говорю тебе, Эрнст, на колени передо мной падают.

– В самом деле?

– На колени! К примеру, еще вчера! Дамочка из высоких кругов, рыжие волосы, прелестная грудь, вуалетка, меховое манто, вот здесь, на ковре, рыдала в три ручья и была готова на все. Просила вызволить ее мужа из концлагеря.

Гребер посмотрел на него:

– Ты и такое можешь?

Биндинг засмеялся.

– Засадить могу запросто. А вот вызволить уже не так просто. Ей я, конечно, этого не сказал. Ну так как? Переедешь? Видишь ведь, тут скучно не бывает!