Время жить и время умирать

– Я не погасила свет, – прошептала Элизабет. – Идем отсюда. Иногда я все-таки не выдерживаю. И давай поговорим о другом.

– Куда пойдем? – спросил Гребер на улице.

– Не знаю. Куда-нибудь.

– Поблизости есть кафе, пивная или бар?

– Мне не хочется сразу в помещение. Давай немного пройдемся.

– Давай.

Улицы были безлюдны, город – темен и тих. Они прошли по Мариенштрассе, через Карлсплац, а потом через реку в Старый город. Через некоторое время все вокруг стало нереальным, будто жизнь вообще остановилась и они – последние из людей. Они шли меж домов с квартирами, но, мимоходом заглядывая в окна, чтобы увидеть комнаты, стулья, столы, свидетельства жизни, видели только отражение лунного света в стеклах, а за ними – черные шторы или черные бумажные рамы светомаскировки. Казалось, весь город в трауре, бесконечный морг, окутанный чернотой, с квартирами-гробами, сплошная мертвецкая.

– Что происходит? – спросил Гребер. – Где люди? Сегодня еще тише, чем обычно.

– Наверно, все сидят по домам. Налетов не было уже несколько дней. И люди боятся выйти за дверь. Ждут следующего налета. Так всегда бывает. Только сразу после бомбежки на улице больше народу.

– Уже и такие привычки возникли?

– Да. А у вас на фронте нет?

– У нас тоже.

Они шли по разбомбленной улице. По небу плыли волокнистые облака, создавая странное, трепетно-летучее освещение. В руинах метались тени, взад-вперед, словно спруты, избегающие луны. Потом послышался звон фарфора.

– Слава богу! – сказал Гребер. – Люди ужинают. Или пьют кофе. По крайней мере, живые.

– Наверно, кофе пьют. Сегодня выдавали. Даже вполне приличный. Бомбежечный.

– Бомбежечный?

– Ага, бомбежечный, или руинный. Так его прозвали. Льготная добавка, которую выдают после тяжелых воздушных налетов. Иногда выдают сахар, или шоколад, или сигареты.

– Как на фронте. Там перед наступлением выдают шнапс или табак. Смешно вообще-то, да? Двести граммов кофе за час смертельного страха.

– Сто граммов.

Они пошли дальше. Немного погодя Гребер остановился.

– Элизабет, так еще хуже, чем сидеть дома. Зря мы не прихватили с собой водку! Мне надо выпить. Тебе тоже. Тут где-нибудь есть кафешка?

– Я не хочу в кафешку. Сидишь взаперти, как в подвале. Сплошь затемнение, все окна с маскировкой!

– Тогда пошли к казарме. У меня там еще бутылка есть. Схожу принесу, и мы разопьем ее где-нибудь на воздухе.

– Ладно.

В тишине послышалось громыханье повозки. А секунду спустя им навстречу выскочил конь. Взбудораженный, он шарахался от каждой тени и в тусклом свете сам казался призраком, с диким взглядом и раздутыми ноздрями. Возница натянул вожжи. Конь стал на дыбы. Пена клочьями летела с морды. Им пришлось взобраться на развалины, чтобы пропустить его. Элизабет быстро взбежала по обломкам, только-только успела увернуться от коня, секунду казалось, будто она вот-вот прыгнет на спину храпящего животного и умчится прочь, но в следующий миг она уже стояла одна на фоне пустынного простора изорванного неба.

– Я было подумал, ты вскочишь на него и умчишься прочь, – сказал Гребер.

– Если бы! Но куда? Повсюду война.

– Верно. Повсюду. Даже в странах вечного мира – в южных морях и в Индии. Нигде не скроешься.

Вот и казарма.

– Подожди здесь, Элизабет. Я быстро.

Гребер пересек двор, по гулким ступенькам поднялся в комнату сорок восемь. Помещение содрогалось от храпа половины обитателей. Над столом горела прикрытая абажуром лампочка. Картежники еще не спали. Ройтер сидел рядом с ними, читал.

– Где Бёттхер? – спросил Гребер.

Ройтер захлопнул книгу.

– Велел передать тебе, что ничего не нашел. Велосипед он сломал, в стенку врезался. Вечная история – беда одна не приходит. Завтра сызнова на одиннадцатом номере. Зато нынче вечером сидит в пивной, утешается. А с тобой что стряслось? Бледный ты какой-то.

– Ничего не стряслось. Я на минутку. Хочу только кое-что взять.

Гребер пошарил в ранце. Из России он привез бутылку можжевеловой и бутылку водки. А к ним добавил Биндингов арманьяк.

– Возьми можжевеловку или арманьяк, – сказал Ройтер. – Водки больше нет.

– Это как же?

– Мы ее выпили. Мог бы и сам нас угостить. Тот, кто приехал из России, не должен вести себя как капиталист. Должен поделиться с товарищами! Хорошая была водочка.

Гребер извлек из ранца обе оставшиеся бутылки. Арманьяк сунул в карман, а можжевеловку отдал Ройтеру.

– Ты прав. Вот, держи лекарство от подагры. И тоже не будь капиталистом. Поделись с ребятами.

– Мерси! – Ройтер подковылял к своей тумбочке, достал штопор. – Полагаю, у тебя на уме примитивнейшая форма обольщения. С помощью хмельных напитков. При этом большей частью забывают, что бутылку сперва надо откупорить. Ведь в волнении легко поранить отбитым горлышком морду лица. Возьми, будь умником!

– Иди к черту! Бутылка откупорена.

Ройтер открыл можжевеловку.

– Как ты умудрился добыть в России голландскую выпивку?

– Купил. Еще вопросы есть?

Ройтер ухмыльнулся:

– Никак нет. Иди со своим арманьяком, примитивный Казанова, и не стыдись. У тебя есть смягчающие обстоятельства. Нехватка времени. Отпуск короткий, а война долгая.

Фельдман сел на койке.