Время жить и время умирать

Альфонс ухмыльнулся. Потом поднял голову, втянул носом воздух.

– Чем… – Он снова принюхался. – Это от тебя, Эрнст? Черт, соль для ванны! Ты ее использовал? Пахнешь как целая клумба фиалок.

Гребер понюхал свою руку.

– Я ничего не чую.

– Ты нет, а я чую. Пусть выветрится. Коварная штука. Кто-то приволок мне из Парижа. Сперва почти что не пахнет, а потом благоухаешь, как цветущий куст. Надо задавить его добрым коньячком. – Биндинг принес бутылку и два стакана. – Твое здоровье, Эрнст! Женишься, значит! От души поздравляю! Я-то был и останусь холостяком. Кстати, я знаю твою будущую жену?

– Нет. – Гребер выпил коньяк. Он злился на себя, что проговорился, но Альфонс застал его врасплох.

– Давай еще по одной, Эрнст! Женишься не каждый день!

– Ладно.

Биндинг отставил стакан. Он слегка расчувствовался.

– Если нужна помощь… ты знаешь, на Альфонса всегда можно рассчитывать.

– Какая помощь? Тут все очень просто.

– Для тебя да. Ты солдат, тебе никаких других документов не надо.

– Ей тоже. Это ведь военное бракосочетание.

– Твоей невесте, по-моему, понадобятся все обычные бумаги. Ну да ты увидишь. Если затянется, всегда можно посодействовать. У нас есть добрые друзья в гестапо.

– В гестапо? А какое отношение гестапо имеет к солдатской женитьбе? Их это совершенно не касается.

Альфонс самодовольно рассмеялся.

– Эрнст, гестапо все касается! Ты солдат и многого не знаешь. Да тебе и незачем беспокоиться. Ты ведь женишься не на еврейке и не на коммунистке. Однако справки, вероятно, все равно наведут. Рутина, ничего не попишешь.

Гребер не ответил. Он вдруг очень испугался. Если начнут копать, наверняка выяснится, что отец Элизабет сидит в концлагере. Об этом он не подумал. Да никто ему и не говорил.

– Ты уверен, что дело обстоит именно так, Альфонс?

Биндинг снова наполнил стаканы.

– Думаю, да. Но ты не морочь себе голову. Ты ведь не собираешься пачкать свою арийскую кровь недочеловеками и врагами государства. – Он ухмыльнулся. – Аккурат успеешь попасть под каблук, Эрнст.

– Ну да.

– В таком разе твое здоровье! Ты же на днях встречал тут кой-кого из гестапо. Если начнут тянуть резину, они нам помогут поднажать. Эти ребята – большие шишки. Особенно Ризе, худой в пенсне.

Гребер смотрел в пространство перед собой. Утром Элизабет ходила в ратушу, чтобы запросить нужные документы. По его настоянию. Черт, что же я натворил, думал он. Что, если это привлечет к ней внимание! До сих пор ее не трогали. Но ведь исстари повелось: когда грозит опасность, не высовывай нос, разве не так? Если кому-нибудь в гестапо приспичит, они засадят Элизабет в концлагерь, просто потому, что в лагере сидит ее отец. Его бросило в жар. Вдруг они уже сейчас наводят о ней справки? К примеру, у проверенной партийки Лизер? Он встал.

– Что такое? – спросил Биндинг. – Ты не допил коньяк. Забывчивость от счастья?

Он долго смеялся собственной шутке. Гребер смотрел на него. Несколько минут назад Альфонс был всего лишь слегка чванливым, добродушным знакомцем, а теперь неожиданно превратился в представителя опасной, непредсказуемой власти.

– Твое здоровье, Эрнст! – сказал Биндинг. – Допивай. Хороший коньячок, «Наполеон».

– Твое здоровье, Альфонс. – Гребер отставил стакан. – Слушай, Альфонс, можешь меня выручить? Выдай два фунта сахару из твоих запасов. В двух пакетах. Каждый по фунту.

– Кусковой?

– Все равно. Просто сахар.

– Ладно. Но зачем тебе сахар? Ты сейчас и сам вполне сладкий.

– Хочу кой-кого подкупить.

– Подкупить? Дружище, нам подкуп без надобности! Куда проще пригрозить. И действеннее. Хочешь, я сам?

– В этом случае нельзя. Да и подкуп, в общем-то, не настоящий. Сахар нужен для человека, который должен оказать мне услугу.

– Ладно, Эрнст. А свадьбу отпразднуем у меня, согласен? Альфонс – отличный свидетель.

Гребер быстро размышлял. Четверть часа назад он бы непременно отказался, под любым предлогом. Теперь уже не рискнул.

– Мы не собираемся особо праздновать, – сказал он.

– Предоставь все Альфонсу! Нынче заночуешь здесь, да? Зачем тебе возвращаться сюда, опять напяливать форму, а потом тащиться в казарму? Лучше сразу остаться тут. Я дам тебе ключ. Придешь, когда захочешь.

Гребер секунду помедлил.

– Ладно, Альфонс.

Биндинг просиял.

– Разумно. Тогда мы сможем наконец-то уютно посидеть-поболтать. До сих-то пор никак не удавалось. Идем, покажу тебе комнату. – Он подхватил армейские вещи Гребера, бросил взгляд на френч с орденами. – Расскажешь, за что все это получил. Наверняка ведь не просто так!

Гребер поднял глаза. На лице Биндинга вдруг появилось такое же выражение, как в тот день, когда эсэсовец Хайни спьяну трепался про свои подвиги в СД.

– Тут нечего рассказывать. Их просто получаешь, со временем.

Госпожа Лизер с минуту неотрывно смотрела на Гребера, потом узнала его.

– Вы? Барышни Крузе нет дома, вы же знаете.

– Да, знаю, госпожа Лизер.

– И что? – Она враждебно смотрела на него. На коричневой блузке красовался значок со свастикой. В правой руке она сжимала пыльную тряпку, словно ядро перед броском.

– Я бы хотел оставить пакет для барышни Крузе. Вы не отнесете его к ней в комнату?