Время жить и время умирать

Элизабет опять засмеялась:

– По-княжески мы жили на первых порах. С гусиной печенкой, икрой и вином из Пфальца. А теперь живем по-людски. Как заживем после. Разве не замечательно – жить?

– Да, Элизабет.

Гребер взглянул на нее. С фабрики она вышла усталая. А теперь вполне отдохнула. У нее все всегда быстро, ей нужно совсем немного.

– Как замечательно будет – жить, – сказала она. – Мы привыкли к малому. Почти что к крохам. Поэтому впереди у нас еще много всего. То, что для других людей естественно, для нас будет огромным приключением. Хотя бы воздух, не пахнущий пожаром. Или ужин не по карточкам. Магазины, где можно купить все, что душе угодно. Города не в развалинах. Или возможность говорить, не озираясь по сторонам. Ничего не бояться! Много времени пройдет, но мало-помалу страх уменьшится и, даже если иной раз налетит, будет как счастье, потому что минутой позже сразу поймешь, что бояться больше не надо. Верно?

– Да, – с трудом сказал Гребер. – Да, Элизабет. Если так посмотреть, у нас впереди уйма счастья.

Они долго оставались в саду, сколько могли. Гребер расплатился, и госпожа Витте ушла спать. Так что они могли посидеть вдвоем.

Луна поднялась выше. Ночной аромат земли и юной листвы усилился, а поскольку ветра не было, он порой заглушал запах развалин и пыли, постоянно висевший над городом. В кустах слышались шорохи. Кошка гонялась за крысами. Крыс было больше, чем прежде, пищи под развалинами хватало.

Ушли они в одиннадцать. Словно покинули остров.

– Вы опоздали, – сказал служка, когда они подошли. – Все места заняты.

Служка был другой, не тот, что утром. Моложе, гладковыбритый и полный чопорного достоинства. Вероятно, он и донес на Йозефа.

– А в крестовой галерее нельзя переночевать?

– Там уже спят люди, везде, где есть крыша. Почему бы вам не обратиться в службу помощи?

В двенадцать ночи вопрос идиотский.

– Мы больше уповаем на Господа, – ответил Гребер.

Секунду служка пристально смотрел на него.

– Если хотите остаться здесь, придется спать под открытым небом.

– Пустяки.

– Вы женаты?

– Да. А что?

– Это дом Господень. Неженатые здесь вместе спать не могут. В галерее у нас два отделения – для мужчин и для женщин.

– Даже если они женаты?

– Даже тогда. Крестовая галерея – часть церкви. Здесь не место для плотских утех. А вы на женатых не похожи.

Гребер достал свидетельство о браке. Служка нацепил очки в никелированной оправе и принялся штудировать бумагу при свете негасимой лампады.

– Совсем недавно поженились, – сказал он.

– Об этом в катехизисе никаких инструкций нет.

– Вы обвенчаны?

– Послушайте, – сказал Гребер. – Мы устали. Моя жена тяжело работала. Мы пойдем в сад и ляжем спать. Если вы против, попробуйте нас выгнать. Но приводите несколько человек. Это будет непросто.

Рядом с ними вдруг возник священник. Подошел совершенно беззвучно.

– Что здесь происходит?

Служка объяснил ситуацию. Выслушав несколько фраз, священник прервал его:

– Бёмер, не надо изображать Господа Бога. Людям и без того плохо, раз приходится ночевать здесь. – Он обернулся к Греберу: – Если и завтра не найдете жилья, приходите до девяти вечера на Домхоф, семь, к пастору Бидендику. Моя экономка уж где-нибудь вас устроит.

– Большое спасибо.

Бидендик кивнул и пошел дальше.

– Ну, вперед, фельдфебель Господень! – сказал Гребер служке. – Майор отдал вам приказ. Исполняйте. Церковь – единственная диктатура, успешно существующая на протяжении веков. Как пройти в крестовый сад?

Служка провел их через ризницу. В темноте поблескивали облачения. Дальше дверь, коридор – и крестовый сад.

– Только не на могилах каноников, – буркнул Бёмер. – Оставайтесь вон там, возле галереи. Спите не вместе, рядом. Каждый на своей постели. Раздеваться тоже запрещено.

– И разуться нельзя?

– Можно.

Они прошли куда велено. Из галерей доносился многоголосый храп. Гребер расстелил на газоне плащ-палатку и одеяла. Взглянул на Элизабет. Она смеялась.

– Чего смеешься? – спросил он.

– Над служкой. И над тобой.

– Ладно.

Гребер прислонил чемоданы к стене, соорудил из ранца подобие изголовья. Как вдруг женский вопль нарушил ритмичный храп:

– Нет! Нет! О-о… – И смолк, перейдя в бульканье.

– Тихо вы! – гаркнул кто-то.

Женщина закричала снова.

– Тихо! Черт бы вас побрал! – Другой громкий голос. Крик оборвался, будто удушенный.

– Вот тебе и раса господ! – сказал Гребер. – Даже во сне слушаемся приказа.

Они улеглись. Возле стены почти никого не было. Только в углах темные холмики показывали, что там спят люди. Луна висела за разбитой башней. Луч света падал на старые могилы каноников. Некоторые провалились. Не от бомб, гробы прогнили и не выдержали тяжести земли. Посредине сада, среди одичавших розовых кустов, высился большой крест. Вокруг стояли вдоль дорожки каменные изваяния – остановки крестного пути. Элизабет и Гребер лежали между бичеванием и терновым венцом. Дальше, во втором квадрате, мерцали колонны и круглые арки галерей, открытые в сторону сада.

– Иди ко мне, – сказал Гребер. – К черту этого аскета-служку с его распоряжениями!

23