Время Зверя

Он помнил. Он не мог забыть… К дьяволу, сказал он себе. Все воспоминания отложим до лучших времен. Заодно с эмоциями. Оптимизмы-пессимизмы, мать их так… Мне сейчас нужен холодный расчет и стальная выдержка. Слишком многое поставлено на карту, чтобы я мог позволить себе руководствоваться чем-то иным, кроме разума.

Я должен думать, а не заниматься самолюбованиями и самопоеданиями…

Думать так думать. Ахабьев подтянул гирьки ходиков, толкнул маятник, уселся за стол, отодвинул в сторону стопку тетрадей и подпер голову руками. Будем думать…

Почему Зверь ничего не предпринял этой ночью? Ведь убей он еще кого-нибудь, и меня бы разбудили встревоженные вопли дачников… Или Зверь попросту убил всех, кроме меня? От этой мысли по спине побежал холодок. Ахабьев торопливо встал, и выглянул в окно, ожидая увидеть мертвый поселок и лежащие на улицах изуродованные трупы… Фу ты, черт! Напугал себя до дрожи в коленках, фантазер хренов… Вон Виталик идет, а там баба Даша языком чешет с этой… как ее… Кирой, вот. Виталика мачехой. А где Валентин Дмитриевич? Не в гараже ли, часом?

Ахабьев успокоился, перевел дух и вернулся за стол. Ничего важного он не проспал. Тем лучше… Но вопрос остается открытым: почему Зверь не напал? Почему он затаился? Чего он дожидается? Время играет против него. Полнолуние продлится еще две ночи. Спугнуть Зверя я не мог, значит… Зверь сам решил сделать перерыв. Из осторожности. Но это ничего, я его перетерплю. Ведь Зверь не может не убивать — на то он и Зверь. А я очень хорошо умею ждать…

Он достал из ящика стола «ТТ», вынул обойму, выщелкал все патроны и потянулся за ножом.

* * *

«Я склонен выделять две наиболее обременительные составляющие нашего ремесла.

Первая — осматривать трупы, изувеченные Зверем. Жгучий стыд охватывает меня, когда я вижу женщин и детей, чьи тела несут на себе следы чудовищных укусов. Стыд, потому что нельзя, не должно так обходиться с человеческими существами. Ведь ни один, даже самый лютый и свирепый хищник, не станет терзать жертву свою развлечения ради. И это все сильнее утверждает меня в мысли, что Зверь — есть тварь потусторонняя и богопротивная, и, вероятно, оборотень.

Вторая же невыносимо трудная и изматывающая обязанность охотника — ждать…»

Из дневников Аркадия Матвеевича Ахабьева, унтер-егермейстера Его Императорского Величества.

* * *

Кровь выплескивалась из раны толчками. Ахабьев сорвал с себя ремень, перетянул им руку Елизаветы Ивановны повыше локтя, потом подобрал с земли ее пуховой платок и туго забинтовал рану на предплечье.

— Я его видел, — повторил Виталик, угрюмо созерцая истекающую кровью соседку. — Это был волк. Большой волк.

— Это ты орал? — спросил Ахабьев, у которого до сих пор звенело в ушах от пронзительного визга.

— Вот еще! — фыркнул Виталик. — Это Кира. Вон она лежит, — он махнул рукой в сторону неподвижного тела возле скамейки под забором.

Елизавета Ивановна негромко застонала. Ахабьев приподнял ей голову и успокаивающе произнес:

— Все нормально. С вами все будет хорошо.

— А где я? — неразборчиво промямлила она, и Виталик хихикнул.

И точно, отмороженный какой-то пацан, подумал Ахабьев. Или это у него реакция на испуг? Если бы не я, Зверь убил бы их всех. И Киру, и Виталика, и Елизавету Ивановну. Хорошо, что я успел вовремя. Все обошлось малой кровью…

— Что случилось? — задыхаясь, выпалил Валентин Дмитриевич, подбегая к Виталику. — Ты цел?! Что с Кирой?! Кто кричал? Олег Николаевич, может быть вы мне объясните… Это кровь?!! — ужаснулся он.

— Вон твоя Кира лежит, — зло буркнул Виталик.

— Валентин Дмитриевич, — очень спокойно позвал Ахабьев готового упасть в обморок профессора. — Если вас не затруднит, помогите мне, пожалуйста.

— Да-да… — сказал Валентин Дмитриевич, вытирая лоб ладонью. В наступивших сумерках его лицо казалось белым пятном. — Конечно… Но что здесь произошло? Кира…

— Кира в обмороке, — перебил Ахабьев. — А на Елизавету Ивановну напал волк.

— Волк?!

— Да, волк. Поддержите ей голову, я хочу осмотреть рану.

— Да, сейчас… — Валентин Дмитриевич опустился на колени, сложил ладони лодочкой и бережно подвел их под затылок снова потерявшей сознание Елизаветы Ивановны. Ахабьев аккуратно прощупал набухшую от крови повязку на предплечье. Рука висела совершенно безвольно, с неестественно выгнутым запястьем.

— Похоже, перелом, — озабоченно сказал Ахабьев.

— Но вы же сказали — волк?..