Времландия (СИ)

— Дети отлично! А жена вот запросила новый электрокар и не разговаривает, пока я ей его не предоставлю. А я что, врумбики из воздуха беру? Ох уж эти женщины… — Понедельный развёл руки в стороны.

— Ладно уж, услужил ты мне, — сказал Годфри и постучал пальцами по столу, — возьми из отложенного на строительство моста между Минутиями и доложи Июльцеву, что с моего дозволения. Он уж найдёт, на чём можно сэкономить. Негоже с женой отношения портить, порадуй Половинку, — Годфри расплылся в улыбке, а Понедельный сжал его ладонь в благодарности изо всех сил.

На сегодняшний день с добрыми делами для народа было покончено. Можно было пожить и для себя.

Глава 3. Будни Минутки

День в Средней Минутии не задался с самого утра. Плохие вести о сокращении масляных выплат пронеслись по городу, как ураган, оставив после себя кислые мины минуток и разбитую посуду для сбора масел. Слухи об этом исходе ходили давно, ведь не далее, чем месяц назад выплаты сократили для всех Секундий, и все минутки знали, что скоро настанет и их черёд. Недаром Верховнокомандующий перед наступлением Нового Года говорил про чрезвычайно непростой год и о том, что весь народ Времландии должен чем-то пожертвовать, чтобы не случилось самого страшного. Чего «самого страшного» он не сообщал, но этого «самого страшного» все боялись, потому после омрачающих утро вестей, минутки были расстроены, но понимали: так надо.

Фредди проснулся с первыми нотами гимна Времландии, доносившегося из громкоговорителей города:

Во Времландии каждый —

Частичка системы,

Работаем дружно

Питая часы

Мы двигаем стрелки,

Мы двигаем время

На благо державы,

Великой страны!

Двигай Времландия!

Только вперёд иди!

С этим течением мы впереди!

Каждый день новое

Каждый день разное

Меняется время, работаем мы!

Фредди поднялся с кровати, стоящей в нише небольшого помещения, где так же спали его родители; располагалась кушетка для ежедневного смазывания запчастей; душевой поддон с раковиной для мытья и стирки; и небольшой телевизор с диванчиком, где семья проводила вечера, смотря «Времского Глашатая» — ежевечернюю сводку новостей. Родители Фредди хоть и были бедны, но позаботились о комфорте сына и невесть где раздобыли застиранную простыню, которая служила перегородкой и создавала ощущение личного пространства. Да, у Фредди была практически своя комната с кроватью, и двумя табуретками, одну из которых отец приколотил к стене, чтобы у мальчика было полноценное рабочее место. В его комнатушке были даже игрушки, что для других детей-минуток было чем-то неведомым. Дедушка Фредди подарил ему маленькую копию простенького электрокара, а мама где-то раздобыла курчавого времледя, без которого мальчик не мог уснуть.

Как и во все предыдущие дни, малыш Фредди первым делом причесал медные кудряшки и сел на кушетку, ожидая маму, которая ласковыми, проржавевшими от стирки руками смажет его с макушки до пяток, растянув крупицы масла так, как не умеет, наверное, никто.

Сгорбленная женщина с хвостиком мышиного цвета подошла к Фредди, чмокнула его в лоб и начала протирать мальчика смоченным в сольке полотенцем, а после — растирать по тельцу живительную жидкость. Она щедро помазала его внутренности, нацедила из пипетки пятнадцать капель в артериальную трубку и едва докоснулась маслом до суставов конечностей.

— А на ноги почему так мало? Вчера же больше было! Они с таким количеством почти не гнутся! — прогундел мальчик.

Фредди попробовал согнуть ножки в коленях, но, издав противный лязг, они не повиновались.

— Ауч! Больно… — Фредди скорчился, и из его глаз посыпались мелкие кристаллики-слезинки.

— Знаю, милый, знаю! Но ничего не поделаешь. С этого дня мы будем получать ещё меньше масла, чем получали ранее… Старайся меньше сгибать ножки, чтобы не износиться… И, пожалуйста, не плачь, иначе бороздки слёзных каналов покроются ржавчиной, — сказала мама и провела крупицей масла по его щекам.

— А почему уменьшили? Вы плохо работали?

— Если бы… просто так решил Верховный… — мама шумно выдохнула и опустилась на корточки перед сыном. — Уменьшил заработанную плату на тридцать процентов всем минуткам. Но надо так надо, действительно же, непростой год…

— А сам то он! Сияет ярче часовой звезды! Быть может, если он поумерит аппетиты на тридцать процентов, всем минуткам хватит! Он один! А нас то много, почему из-за какого-то Годфри мы все должны страдать?! — малыш Фредди надул матовые щёчки так, что казалось, вот-вот пойдут трещины.

— Замолчи! И не смей так говорить нигде и никогда. Иначе жизнь в колонии закончишь, а мы за вечность не расплатимся за содержание. Это дед твой тебя надоумил? — шёпотом, но с явной угрозой в голосе произнесла мать и поднялась на ноги, закинув полотенце на плечо.

— Нет. Я сам. Не трогай дедушку. Что я не прав, что ли?