Всадник без головы

The fa?ade, or entrance side, fronted towards the prairie-the latter forming a noble lawn that extended to the edge of the horizon-in comparison with which an imperial park would have shrunk into the dimensions of a paddock.	Фасад дома обращен в сторону прерии, которая расстилается перед ним до самого горизонта; по сравнению с этим великолепным лугом королевский парк покажется совсем маленьким.
The architecture of Casa del Corvo, like that of other large country mansions in Mexico, was of a style that might be termed Morisco-Mexican: being a single story in height, with a flat roof-azotea-spouted and parapeted all round; having a courtyard inside the walls, termed patio, open to the sky, with a flagged floor, a fountain, and a stone stairway leading up to the roof; a grand entrance gateway-the saguan-with a massive wooden door, thickly studded with bolt-heads; and two or three windows on each side, defended by a grille of strong iron bars, called reja.	Архитектурный стиль Каса-дель-Корво, как и других больших помещичьих домов Мексики, можно назвать мавританско-мексиканским. Дом -одноэтажный, с плоской крышей -- асотеей, обнесенной парапетом. Внутри находится вымощенный плитами двор -- "патио" -- с фонтаном и лестницей, ведущей на асотею. Массивные деревянные ворота главного входа; по обе стороны от них -- два или три окна, защищенных железной решеткой.
These are the chief characteristics of a Mexican hacienda; and Casa del Corvo differed but little from the type almost universal throughout the vast territories of Spanish America.	Таковы характерные особенности мексиканской асиенды. Каса-дель-Корво мало чем отличалась от этого типа старинных зданий, разбросанных по всей огромной территории Испанской Америки.
Such was the homestead that adorned the newly acquired estate of the Louisiana planter-that had become his property by purchase.	Такова была усадьба, недавно приобретенная луизианским плантатором.
As yet no change had taken place in the exterior of the dwelling; nor much in its interior, if we except the personnel of its occupants.	До сих пор не произошло никаких перемен ни во внешнем виде дома, ни внутри него, если не говорить о его обитателях.
A physiognomy, half Anglo-Saxon, half Franco-American, presented itself in courtyard and corridor, where formerly were seen only faces of pure Spanish type; and instead of the rich sonorous language of Andalusia, was now heard the harsher guttural of a semi-Teutonic tongue-occasionally diversified by the sweeter accentuation of Creolian French.	Лица полуанглосаксонского, полуфранко-американского типа мелькают в коридоре и во дворе, где раньше можно было встретить лишь чистокровных испанцев; а вместо богатого, звучного языка Андалузии здесь теперь раздается резкий, гортанный полутевтонский язык и только изредка музыкальная креоло-французская речь.
Outside the walls of the mansion-in the village-like cluster of yucca-thatched huts which formerly gave housing to the peons and other dependants of the hacienda-the transformation was more striking.	За стенами дома, в покрытых юкковыми листьями хижинах, где раньше жили пеоны20, произошли более заметные перемены.
Where the tall thin vaquero, in broad-brimmed hat of black glaze, and chequered serap?, strode proudly over the sward-his spurs tinkling at every step-was now met the authoritative "overseer," in blue jersey, or blanket coat-his whip cracking at every corner; where the red children of Azteca and Anahuac, scantily clad in tanned sheepskin, could be seen, with sad solemn aspect, lounging listlessly by their jacal?s, or trotting silently along, were now heard the black sons and daughters of Ethiopia, from morn till night chattering their gay "gumbo," or with song and dance seemingly contradicting the idea: that slavery is a heritage of unhappiness!	Там, где высокий, худой вакеро21 в черной глянцевой шляпе с широкими полями и в клетчатом серапе на плечах, звеня шпорами, важно расхаживал по прерии, теперь ходит надменный надсмотрщик в синей куртке или плаще, щелкая своим кнутом на каждом углу; там, где краснокожие потомки ацтеков22, едва прикрытые овчиной, грустно бродили около своих хакале, теперь черные сыны и дочери Эфиопии с утра до вечера болтают, поют и пляшут, как бы опровергая суждение, что рабство -- это несчастье.