Всадник, скачущий впереди

Ф е д о р (появляясь). Степана нет здесь?

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Не заходил. Кто стрелял?

Ф е д о р. Я… (С отчаянием.) Я, тетя Катя, человека убил.

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Господи! Да ты что говоришь?

Ф е д о р. Совсем убил… Не дышит! (И всхлипнул.) Чего теперь со мной будет? В тюрьму, да?

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а (почти кричит). Да погоди ты! Погоди! В тюрьму, в тюрьму… Толком сказать можешь?

Ф е д о р. Дак я говорю… (Опять всхлипнул.) Я ему кричу: «Стой!», а он бежит. Я опять кричу, а он все равно! Ну, я и пульнул, как по инструкции…

Г л а ш а. Пульнул, пульнул! Слышали, что пульнул. В кого стрелял-то?

Ф е д о р. Говорю же я… Мы со Степаном в патруль назначены… Ну, пошли… У переезда разошлись… Один я, значит, иду…

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Да не тяни ты, ради господа! Ушел, пришел…

Г л а ш а. Стрелял, тебя спрашивают, в кого? Свой он, чужой? С оружием был или нет?

Ф е д о р. Разве я знаю? Свой он, не свой… Не видел я его раньше… Я ему: «Гражданин, документы!» А он шасть от меня — и ходу! Ну, я и стрельнул… Упал он как-то неловко, будто ногу подвернул… Подхожу, а он… (Тоскливо.) Засудят меня теперь!

Г л а ш а. Разберутся! Стукнул и стукнул. Наверняка контра!

Ф е д о р (с надеждой). Вот и я думаю! Бежал ведь он…

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Ну, бежал? И что? (Отвернулась от Федора, с укором посмотрела на Глашу.) А если он за доктором бежал? Если несчастье у него дома и он документы впопыхах не взял? Стрелять в него сразу? (Помолчав. Горько.) «Стукнул и стукнул»… Это надо же? Чтоб в такие годы и так про смерть…

С т е п а н (появляясь). Федька у вас? (Увидел Федора.) Живой?

Ф е д о р. Я-то?

С т е п а н (сердито). Ты-то! С кем перестрелку затеял?

Ф е д о р. Ни с кем. Один я стрелял…

С т е п а н. Сколько раз говорено — не палить зря! Панику наводишь на население!

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а, Ты, Степа, зря не шуми, Узнай сначала, в чем дело.

С т е п а н. Я, тетя Катя, не зря, а поскольку этого требует революционный порядок. А в чем дело?

Г л а ш а. Человека он убил.

С т е п а н (испуганно). Брось!.. Насмерть, что ли, убил?

Ф е д о р. Бежал он… (И опять всхлипнул.)

С т е п а н. Не реви, не маленький! Обыскал убитого?

Ф е д о р. Нет… Боязно мне.

С т е п а н. Предрассудок! Где шапку-то потерял?

Ф е д о р. Не знаю… Когда бежал, наверно…

С т е п а н. От кого бежал?

Ф е д о р. От этого… от убитого.

С т е п а н. Ладно, пошли… Обыскать его надо.

Ф е д о р. Может, ты один… А, Степа?

С т е п а н. Нет! (И честно признался.) Боязно одному. (Увидел глаза Глаши.) Ты чего, Глафира?

Г л а ш а. Тебе — и вдруг боязно! Даже не верится!

С т е п а н. Был бы живой — другое дело. А покойников я жуть как боюсь! (И обернулся к Федору.) Идешь ты или нет?

Ф е д о р (вздохнув). Придется, видно… (Пошел за Степаном.)

Г л а ш а. Степа!

С т е п а н (обернулся). Ну?

Г л а ш а (подошла, сунула ему в руку кусок жмыха). Пожуй вот…

С т е п а н. Жмых, что ли?

Г л а ш а. Жмых.

С т е п а н (с набитым ртом). Буржуйская пища. С непривычки горло дерет! Спасибо!..

Г л а ш а. Да ладно…

Степан и Федор ушли. Глаша, поймав внимательный взгляд Екатерины Ивановны, отвернулась.

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Что глаза прячешь? Смотри-ка, застыдилась! (И вдруг, заподозрив нехорошее, грубовато спросила.) Иль чего зазорное сделала? Недоглядела я, выходит?

Г л а ш а (не сразу поняв, с трудом). Вы про меня такое?.. Напрасно… Уж кому-кому… вам бы призналась (и спрятала лицо в ладонях).

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Ну, прости… Прости меня, дуру старую… (После паузы.) Чего ж тогда стыдишься?

Г л а ш а. Боюсь.

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Чего боишься-то?

Г л а ш а. Разговаривать с ним боюсь. Глянет в глаза, а у меня все как на ладошке. Страшно!

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Да чего страшного-то, дуреха? Ну и откройся ты ему, облому, раз сам не понимает. Им, мужикам, всегда невдомек.

Г л а ш а. Нет, тетя Катя… (Горячо.) В бой я хочу вместе с ним пойти, рядом! Пули свистят, снаряды рвутся, знамя наше красное развевается, а мы идем вперед, весь наш отряд комсомольский! И если какая шальная пуля Степе предназначена, я ее на себя приму. А умирать буду, скажу: люблю, мол… Не жалей, не плачь! (После паузы.) Нет, лучше не умирать! Разгромить бы белых в этом бою, подошел бы ко мне Степа и сказал: «Молодец, Глафира! Полюбил я тебя за твою храбрость». Тут бы я ему и открылась… (Покосилась на Екатерину Ивановну.) Смешно вам, тетя Катя, да?