Всадник, скачущий впереди

А л е к с е й. Какая Тоня?

В а с я. Практику у нас проходила. Тоже из Кораблестроительного. Только она на дневном была.

А л е к с е й. А сейчас где?

В а с я. В Николаеве работает.

А л е к с е й. А ты здесь?

В а с я. А я здесь…

Молчат. Отзвучали последние аккорды рояля. Диктор объявил: «Вы слушали передачу: «Играет Святослав Рихтер». Перерыв до двадцати часов».

А л е к с е й. Свет зажечь?

В а с я. Не надо.

А л е к с е й (после паузы). Вот… деньги я у тебя взял.

В а с я. Знаю.

А л е к с е й. Для Лельки…

В а с я. Не взяла?

А л е к с е й. Побоялась, что чужие. Мать у нее умирает. А в больницу не берут.

В а с я. Как это не берут?

А л е к с е й. Говорят, тревожить нельзя. А я так думаю, что не хотят себе показатели портить. Они ведь тоже перед начальством отчитываются. Ты понимаешь, Вась, ко мне она пришла, не к кому-нибудь! А я сделать ничего не могу! Плачет она все время…

В а с я (после паузы). Пойдем! (Решительно идет к двери.)

Алексей растерянно стоит посреди комнаты, потом бежит за Василием. Пауза. Затем в комнату входит  З и н а. Увидев брошенные на кровать рулон чертежей и боксерские перчатки Василия, горестно вздыхает. Потом натягивает перчатки и принимается избивать подушку. В дверях показывается  т е т я  Ф е н я.

Т е т я  Ф е н я. За что ты его?

З и н а (растерянно). Кого?

Т е т я  Ф е н я. Ваську.

З и н а. Здрасьте! Я не его вовсе… Тренируюсь.

Т е т я  Ф е н я. Неужели на бокс записалась?

З и н а. Ага!.. (Продолжает «бой».) Слева… Справа… Апперкот… Хук… Крюк… Нокдаун!

Т е т я  Ф е н я. Виданное ли дело — девчонке кулаками махать! Да еще в трусах! Тьфу!..

З и н а. Я в дружине состою. Пригодится…

Т е т я  Ф е н я. Знаешь, что я тебе скажу: злость любви не помощник.

Зина хочет возразить, но только взмахивает руками в боксерских перчатках и плачет.

Не плачь… Может, и наладится у вас… Откуда ему письма-то приходят?

З и н а. Из Николаева.

Т е т я  Ф е н я. Не убивайся ты так…

З и н а. Больно нужно! (Вдруг поет.) «Город Николаев, Французский завод…»

Т е т я  Ф е н я (басом). «А мне, мальчишечке, двадцать первый год…»

З а н а в е с.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Проходная завода. Металлические, потемневшие от времени стойки образуют от дверей до дверей коридор. У стены стоит стол, светится лампа под зеленым колпаком. На стене круглые часы и коробка радио. П о ж и л о й  в а х т е р  в аккуратном полушубке с пистолетной кобурой у пояса сидит за столом, слушая трансляцию хоккейного матча.

Г о л о с  к о м м е н т а т о р а. К воротам прорывается Альметов. Бросок! И… Наши радиослушатели не могут видеть светового сигнала, но по восторженному гулу зрителей вы, очевидно, уже догадались, что шайба в воротах! Счет стал пять — четыре. Пять — четыре, товарищи!

Открывается дверь, ведущая на улицу. В проходную заглядывает  м о р с к о й  с т а р ш и н а, в бушлатике с надраенными пуговицами, в мичманке с лакированным козырьком.

С т а р ш и н а (с трудом шевеля посиневшими от холода губами). Забросили?

В а х т е р (перекрикивая гул стадиона). Что?

С т а р ш и н а. Воткнули шведам, спрашиваю?

В а х т е р. Пять — четыре! Наши ведут!

С т а р ш и н а. Добро! (Трет перчаткой нос, поглядывая на батарею центрального отопления.)

В а х т е р (перехватив его взгляд, бурчит). Не положено посторонним, товарищ старшина!

С т а р ш и н а. Есть! Понятно! (Выходит.)

Г о л о с  к о м м е н т а т о р а. Вперед проходит Юхансон! Силовой прием! Еще!.. Точная передача Локтева, но шайба опять у Юхансона! Вот он прорывается вперед и оказывается один на один с Пучковым… Бросок!

Гул стадиона.

С т а р ш и н а (в дверях). Кому?

Вахтер тычет пальцем в грудь, старшина хватается за голову.