Уже рассвело, когда Севка подъехал к переправе. Как раз паром шел с того берега порожним. Парни, посвистывая, поили в Тавде запотевших коней.
— Что, мельник, плетешься? Или боишься шибко ездить? — с усмешкой осведомился Володька Кучеров, явно хвастаясь конем и новеньким кавалерийским седлом.
— Седлишко неважное. Будь у меня твое кавалерийское… Э! Да куда ж ты шенкеля подевал?
— Шенкеля? — не понял Володька. — Это какие же? — Он потрогал луку, оглядел стремена. — Кажется, все при месте.
— Кажется! — передразнил Севка. — Перекрестись, если кажется.
Парни в голос захохотали. Они недолюбливали Володьку и рады были случаю сбить с него спесь.
— Гля, ребята! — оскалился Семен Аникеев. — И верно, порастерял эти… как их… шенкеля. А хвастался: мол, я да я…
Окончательно сбитый с толку Володька нахмурился и засопел:
— Подумаешь! Порастерял, так свои. Не ваши!
Семен выравнял вороного с Севкиной кобылой, тихонько спросил:
— Слушай, что за шенкеля? А то я поддакнул тебе против этого балабона, а сам, признаться, тоже…
— Нарочно я, чтоб не задирал нос! — улыбнулся Севка. — Шенкель — это нога всадника от колена до щиколотки. В кавалерии так называется.
Не успели переправиться, из-за леса выкатило солнце. Поникшая под тяжестью крупной росы придорожная трава начала распрямляться, дымясь. В кустах стали пробовать голоса птицы. С басовитым жужжанием прилетел толстый, откормленный овод, уселся на лоснящийся круп Семенова жеребца, но тут же снялся.
Проехав версты четыре по-над рекой, Семен скомандовал:
— Айда, ребята, в лес. Рассыпайся! Кучей ездить — только коней зря томить. В случае кто заблудится — выбираться к Тавде по солнцу, к Маланьиной балке.
Вскоре Севка набрел на лесной ручей. Кушевка потянулась к воде, напилась, шумно вздохнула и, повернув голову, глянула на седока умным глазом: куда, мол, путь держать?
Подумал Севка, подумал да и направил кобылу вдоль ручья: ведь не без водопоя ходит по тайге табун. Может, он пьет как раз из этого ручья.
Бросив на луку поводья, Севка доверился старой Кушевке и вспомнил с обидой, что больше года прожил в таежном краю, а в лесу и не бывал. Ни с ружьем, ни с корзинкой! Да уж и не приведется. До петрова дня всего шесть недель, и думать ему теперь не про тайгу, а про Москву, как сказано в письме командира товарища Реброва.
Давно уж Севка получил это письмо, наизусть запомнил. Приказано ему ехать в Москву, жить в семье Лебяжиных, раз приглашают, и учиться, потому что мало завоевать счастье, его еще построить надо, как строят дом — от фундамента и до конька крыши. Не простой дом — огромный сказочный дворец, каких никогда и нигде не бывало. Вот для чего эскадрон командирует его на ученье. «Не считай себя демобилизованным, товарищ Снетков, — написал Степан Викторович в письме. — Как был, так и остаешься бойцом-кавалеристом, всадником…»
Старая Кушевка помешала Севкиным раздумьям. Насторожила уши, прибавила шагу, раскатисто заржала.
Откуда-то издалека донеслось ответное ржанье. Севка повеселел: значит, кто-то из парней едет поблизости!
Кушевка быстро шла вперед, ныряя под нависшие еловые лапы, заставляя Севку кланяться — пригибать голову.
Наконец лесная тень поредела, сквозь чащу зазеленела поляна, а на поляне — вот он, табун! Жеребята пощипывают траву, обмахиваясь отросшими хвостами. Лишь вожак поднял голову, сделал несколько осторожных пружинистых шагов и остановился. Рослый, горбоносый, с виду сердитый и нервный. Насторожился, поглядывает на Севку, словно соображая, какую подать команду табуну.
— Леший! — окликнул его Севка. — Вон ты какой вымахал! А Колобок где?
Вожак переступил ногами, жеребята подняли головы.
Удивительно Севке, что не другому парню, а ему выпала удача найти табун.
Спешился, расседлал кобылу. Как бы ему известить парней? Эх, нет ружья!
Сложив ладони в трубку, закричал, что было сил:
— Сюда-а! Наше-оо-ол! Эге-ге-ге!..
А в ответ — спокойный насмешливый голос:
— Ух, паря, здоров же ты голосить! Пуп-то не развязался с натуги?
С этими словами показался из-за куста Семен Аникеев. Вел в поводу вороного, озорно скалил зубы.
— Ты? — обрадовался Севка. — Как же ты нашел?
— Я-то обыкновенно: по следам, по свежему помету, а вот ты как?
— А я никак, — простодушно ответил Севка. — Екал, ехал и наехал. Кобыла привезла.
— То-то — кобыла! — подмигнул Семен. — Эта животная только что не говорит, а по разуму не уступит и хозяину.
Семен отцепил с седла двустволку, отошел за куст и дал дуплетом два выстрела. Выждал, перезарядил — и еще два дуплетом. Для верности.
Жеребята качнулись. Леший вздыбился, сделал «свечу» и хотел было дать стрекача. Но, глянув на Кушевку, решил не ронять своего достоинства: кобыла преспокойно щипала траву.
По сигналу начали стягиваться к поляне всадники, расседлывать коней, свертывать цигарки.
— Жеребят, считай, сразу проведали, — сказал Семен. — Что ж, выходит, теперь к дому повертывать? Черта с два! Мы тут и сегодня, и завтра попируем, отоспимся, а дома скажем, что, мол, всю тайгу ископытили, пока искали табун. Верно я говорю, хлопцы?
— Верно!
— Правильно!
— Дураков нет!..