Всадники (С иллюстрациями)

Пожар не причинил мельнице большого вреда. Стоило поправить обгоревшую крышу, застеклить окна, навесить на втором этаже новую дверь — и можно было молоть. Но Егор Лукич затеял ремонт с размахом. Он расщедрился, нанял людей. И уже через пару дней в Гусаки въехал длинный обоз с лесом. Хмурые возчики помахивали кнутами, покрикивали на лошаденок.

— Продешевили, хозяин! — пожаловался Ефим Чалых, натягивая вожжи. — Дерева ты выбрал чисто железные: топор не берет, пила садится. Гляди, как кони гнутся от тяжести. Разве ж это лес? Нет, Лукич, ты уж не поскупись, накинь маленечко. Нам не веришь, спроси брата Макара. Он ведь приглядывал за валкой, небось знает, сколько мы сил поклали.

— Не поскуплюсь! — пообещал довольный Егор Лукич. — Только больно ты скор, Ефим. Надо сперва лес на место представить, свалить, а там уж и рядиться.

Ефим резанул кнутом мерина, оглянулся:

— Это мы враз, за этим не станет.

Мельница теперь молчала. Высохло под солнцем и недвижно застыло огромное колесо, не толпились, не галдели у весов завозчики. Лишь звонко стучали плотницкие топоры, глухо шумели, купаясь в смоле, пилы.

Нашлось и для Севки дело — ошкуривать лес. Работа не тяжелая. Рассечет топором кору во всю длину бревна, возьмет клин и ну подковыривать в стороны от надруба. Иногда удается снять кору целиком. И тогда старый плотник дедушка Илья пошутит:

— Подзорную трубу сготовил! Не иначе, быть тебе, паря, звездочетом…

Севкины руки покрылись смолой, стали черные. Липнут к топорищу, к штанам, липнут к телу, когда надо пришибить впившегося в потную шею комара. Нещадно печет солнце, хочется пить.

Дедушка Илья жалеет Севку. То он пошлет его в завозчицкую за разводкой для пилы, то велит вычернить головней плотницкий шнур. Это чтобы Севке разогнуться, чтоб его поясница маленько отдохнула. А то возьмет да и скажет:

— Сходил бы ты товарища своего проведал, Порфирия. Что-то не слыхать его молотка.

Спустится Севка по лестнице в нижний этаж, в холодок, поглядит, как Порфирий кует камень. Вроде и не сильно бьет, а с каждым ударом вылетают из-под молотка синие огоньки да по лицу сечет невидимая каменная крошка.

— Что, милок, притомился? — спросит мельник басом. — Ну, посиди, поостынь. Только жмурься, а то еще крошка ненароком по глазам жиганет.

О пожаре они помалкивают. Зачем говорить, если и так все ясно. Не ковать бы Порфирию мельничный камень, кабы не Севка! И не останови тогда Порфирий озверевшего хозяина, пожалуй, Севке тоже не сидеть бы сейчас в тенечке.

Быстро поладил Севка с плотниками и с пильщиками, которые установили высокие козлы и с утра до вечера пилят лес на доски. А вот к хозяину он после той ночи переменился. Раньше Севка побаивался его, даже уважал иногда. А теперь ни страха, ни уважения. Если случалось разговаривать, Севка не смотрел на Егора Лукича, а все мимо. И вообще старался не попадаться на глаза. Особенно после новой беды, которая нагрянула нежданно-негаданно.

Дедушка Илья, как обычно, прихватил железной скобой свежее, неотесанное бревно, чтобы не крутилось, и кликнул Севку:

— Помоги-ка, паря, разметить!

Вычернил Севка головешкой шнур, защемил один конец в приготовленную на торце бревна зарубку, а второй подал плотнику. Тот, прищурив глаз, туго натянул шнур, скомандовал:

— Бей!

Ущипнул Севка шнур на середине, оттянул, резко отпустил. По всему бревну пропечаталась ровная черная линия.

— Добре! — похвалил дедушка Илья и, переступив бревно, поплевал на ладони, взял топор.

Залюбовался Севка. Захотелось ему вот так же, по шнуру, тесать бревно, с придыхом кидать тяжелый топор точно на линию.

— Можно, я с другого конца? — спросил плотника.

Дедушка Илья оглянулся:

— Руки чешутся?

— Ага…

— Ну, спробуй. Только гляди не перекоси. И на линию не залезай. Я сам вчистую пройду.

Плотник тесал с комля, Севка зашел с макушки. Он так же переступил бревно, пропустив его между широко расставленными ногами, так же сделал косые надрубы и начал тесать, стараясь не залезать на отпечаток шнура, а снимать чуть поменьше, как было велено.

С макушки работать легче, тут горбыль тоньше, чем в комле. И Севка стал довольно быстро пятиться навстречу дедушке Илье, в охотку махая топором, выстилая вдоль бревна тяжелые смолистые щепки.

Руки в кистях занемели с непривычки, топорище начало жечь ладони. Но Севка не обращает внимания. Целится и с маху вонзает в древесину отточенное жало топора. Рубаха прилипла к телу, из-под картуза струится за ушами пот.

На беду, попался сучок. Топор срикошетил, и усталые Севкины руки не сдержали его.

Вскрикнул Севка, сел на бревно. Отшвырнул топор, обеими руками начал подымать раненую ногу, отваливаясь назад.

— Бож-же ж мой! — прошептал старый плотник, обернувшись. — Наработали!

Подбежал к Севке, обхватил его, крикнул напарнику:

— Сюда, Терентий!

Они стащили с Севкиной ноги сапог, скинули намокшую портянку.

Кровь зашлепала по свежим щепкам. Терентий отвернулся.

— Сымай ремень, живо! — крикнул дед Илья. — Перехватывай выше колена.

Трясущимися руками Терентий наложил ремень, но никак ему не попасть концом в пряжку.

— Не копайся, закручивай как есть!