Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors

Я полтора часа гнал машину на север, в Камарилло, чтобы повидаться с братом. На меня нахлынули воспоминания о временах, когда я играл в Terry and the Twilighters, моей первой группе. На Рождество мы давали бесплатный концерт в госпитале для ветеранов. У меня перед глазами возникла сцена, когда мы заходили в закрытое отделение для ветеранов Второй Мировой с психическими отклонениями, и играли рождественские песенки. В память запал один пациент, на нем было пять пар штанов, то и дело спадавших, и он все время подтягивал их до самых подмышек. Он был весь поглощен этим занятием, оставаясь при этом в очень шутливом настроении.

— Сыграйте “Jingle Bell Rock”, ладно? — снова и снова заказывал он одну и ту же песню.

— А “Jingle Bell” сыграть слабо, пацаны?

— Ха, ха, ха… как насчет “Jingle Bell Rock”?

Короче, я заранее нервничал, предвкушая новую встречу с психопатами. Я не был Р. П. МакМерфи из «Полета над гнездом кукушки». Наверное, больше всего я боялся, что если врачи обратят внимание на мое собственное психическое состояние, меня тоже закроют.

Стоял типичный солнечный летний калифорнийский полдень и я, несмотря на все переживания, получал удовольствие от дороги, накручивая мили по одной из своих самых любимых автострад, который ведут на север из Лос-Анджелес Каунти. Так продолжалось, пока я не включил радио и не нарвался на экстренный выпуск новостей. Они прервали поток мыслей о моем брате, которые совсем изгрызли меня за последние время. Я хотел срочно повидать его, ведь мне вот-вот предстояло уезжать в Европу. Я скользил взглядом по зарослям цветов, усеявших скалы Пойнт Мегу, не в силах отвлечься от мыслей о психушках. Голос диктора по радио заставил меня резко дать по тормозам и остановиться на обочине. Роберт Кеннеди только что был убит выстрелом из пистолета, сразу после того, как победил на предварительных выборах и стал кандидатом в президенты от Демократической Партии. Мне показалось, что волна безумия захлестывает меня с головой: несколько месяцев назад убили Мартина Лютера Кинга… наш певец ненормальный… мой брат в беде… в Штатах творится чёрт знает что. Я любил Роберта больше, чем его брата. Он казался даже умней. Надежды не было.

Я подъехал к больничному городку и нашел нужный корпус. Я вылез из машины, вошел вовнутрь, оказавшись в коридоре бежевого цвета, уставленном бежевыми кушетками, и поговорил с дежурной сестрой. Через десять минут появился мой брат, Джим. На вид он был в порядке, не считая того, что его глаза были закисшими по углам, словно от слишком долгого сна.

Он предложил выйти наружу и посидеть на траве, мне очень понравилась эта идея. Мне хотелось поскорее выбраться из этих гнетущих стен. Меня поразила мысль, что при желании брат может просто взять и уйти отсюда.

Ни земли не коснуться, ни на солнце глаз поднять
Все что нам осталось, лишь бежать, бежать, бежать
Бежим!

«Они сказали, что не против отпустить меня отсюда через пару недель, сможешь меня забрать?»

«Конечно».

Он казался совершенно нормальным, разве что чуть сонным. Было ясно, что его напичкали транквилизаторами. Обычная метода государственных учреждений: всем успокоительных, чтобы не было проблем. Что-то вроде невидимой смирительной рубашки, надетой на пациентов.

Так каким же образом они намерены помочь моему брату разобраться, что происходит у него в голове, если они заставляют его спать по пятнадцать часов в сутки?

Мы поболтали еще немного, и я уехал, пообещав брату забрать его, как только он позвонит.

* * *

Ходили слухи, что в Англии нас считают серьезной группой с политическим подтекстом, группой, которая оказывает влияние. Вначале наши записи там нигде не крутили и мы были «героями подполья». Но после выхода третьего альбома песня “Hello, I Love You” стала хитом по ту сторону Атлантики. И потому, в августе 68-го, мы отбыли в двухнедельных тур, покорять Англию и континентальную Европу. Во время одиннадцатичасового перелета я то бездумно глядел на полярные льды под крылом, то просто дремал. Думал: а не отрастить ли усы и бакенбарды. Чем еще занять мозги в долгом перелете. Я оглянулся на Робби; он воткнул штекер наушников в гитару и что-то наяривал. Беззвучно. Я встал и прошелся туда-обратно по проходу. Самолет был полупустой, так что вся наша команда расселась кто где. Джим, за пять рядов от меня, дремал, Дороти, одиноко сидевшая в бизнес-классе, смотрела «Goodbye, Mr. Chips»[46]. Она плакала. Никогда бы не подумал, что она из слезливых.