Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors

Месяц спустя нас пригласили играть в перерыве финального кубкового матча по футболу среди профессионалов в Лос-Анджелесском Колизее. Мое самое яркое воспоминание: мы стоим в туннеле перед выходом на поле, и в шаге от нас проходит Большой Папочка Липскомб, номер 33, вместе с другими игроками команд, идущих на перерыв. Он был самым здоровенным чуваком, которого я когда-либо видел. Я и представить не мог, что такие бывают.

* * *

Летом 1964-го года на музыкальной сцене Лос-Анджелеса начало происходить нечто ошеломляющее. По всему Сансет Стрип начали открываться новые клубы: «Fred C. Dobbs», «The Trip», «Bedo Ledo’s», и «The Brave New World». Группы, игравшие там, не входили в «Топ 40». Они играли свою собственную музыку, на предельной громкости. Каждый вечер, если удавалось, я отправлялся в Голливуд с Грантом, моим школьным приятелем и отвисал по клубам до 2–3 ночи. Там не продавался алкоголь и поэтому туда пускали малолеток. Мои родители были уверены, что я качусь по наклонной и у меня все шансы окончить дни в водосточной канаве.

Мои родители. Мама была урожденной калифорнийкой из хорошей католической семьи, где было пятеро детей: клан из Уэльса. Маргарет Мэри закончила высшую школу в Беверли-Хилс во время Великой Депрессии и стала библиотекарем. Когда ей было шестнадцать, Рей Блейсдейл Денсмор поселился в соседнем доме. Он переехал со своей семьей через всю страну из Йорка, штат Мэйн, в пригороды Лос-Анджелеса, когда ему было всего двенадцать. В 23 Рей учился в Южно-Калифорнийском Университете, нацелившись на диплом архитектора, а вечерами актерствовал в театральной труппе Santa Monika Players. Мама тоже подрабатывала актрисой в рекламных роликах. Они встречались несколько лет, прежде чем он сделал предложение. Она согласилась выйти за него замуж при условии, что их отпрыски вырастут католиками. Чем несколько смутила жениха. Папин отец любил повторять своим четырем сыновьям: делайте что угодно, только не женитесь на католичках!

У всех четверых все вышло с точностью до наоборот.

Я рос вместе со своей старшей сестрой Энн и моим младшим братом Джимом, в типичном для семьи среднего достатка доме в Западном Лос-Анджелесе. В моей семье я чувствовал себя как в популярном в то время телешоу «Оззи и Харриет», где я исполнял роль вредного мальчика Рики. Я подражал его манере прикалываться над своими благожелательными, но непрошибаемо образцовыми родителями. Я вырос беспокойным и норовил смыться из дома при первой возможности. Но когда мы получили уведомление транспортного департамента штата Калифорния о том, что новая автострада пройдет прямо через наш участок, помнится, в моей душе что-то оборвалось. Мои корни были обрезаны. Теперь там, где был мой дом, стоит автомобильная эстакада. Она называется «San Diego Freeway North».

Вероятно, эта нестабильность была причиной того, что мои родители стремились воспитывать меня в столь консервативном духе. Когда я учился в высшей школе, они вовсю давили на меня, добиваясь, чтобы я постриг свои длинные, отросшие до плеч волосы и сосредоточился на учебе, как и подобает «нормальному ребенку».

Разрыв наметился. Меня тянуло прочь из пригородов L.A.[13] в клубы Голливуда.

Я уже был в юниорском колледже, но меня не покидало чувство, что все по-настоящему важное для меня происходит вне его стен, все, о чем я не имел еще никакого представления. Я начал с того, что облазил незнакомые улочки Венеции и Вествуда и, наконец, добрался до Голливуда. И незамедлительно был увлечен и соблазнен яркими огнями и темными уголками Бульвара Сансет.

Я открывал для себя новый мир музыки и людей. Грант и я были девятнадцатилетними фанатами джаза и свысока смотрели на рок-ролл, но мы чувствовали, что на рок-н-рольной сцене начинает происходить нечто необычайное. В это время в L.A. набирали популярность такие группы как Byrds, Love, и Rising Sons с Раем Кудером (Ry Cooder). Мои представления о счастье тогда сводились к мечтам когда-нибудь попасть в такую группу как Love. Вокруг них крутилось столько девчонок! Сходив на пару концертов Love, я был в шоке. Они смотрелись странно и вызывающе. Артур Ли, их чернокожий вокалист, ходил в розовых бабушкиных очках, а гитарист носил такие узкие штаны, что казалось, будто он запихнул себе огурец в ширинку. В их группе были и черные и белые, и при этом они вели себя, как близкие друзья. Насмотревшись на Love, я понял, что до настоящего хиппи мне еще очень далеко. Они были яркими, цветастыми, носили кожаные ковбойские жилетки и замшевые куртки с бахромой. Я удивлялся, как им не стремно выходить на улицу в таком виде.