Все бесконечные решения (СИ)

Диего поднял взгляд на него. Он правда старался не смотреть ни на кого больше, потому что знал, что даст слабину. Он знал, что выглядит потерянным, сломленным. В его памяти снова и снова представала Юдора. Упрямая, своенравная — ослушавшаяся его из своей упёртости.

— Ты ничего не понимаешь, — прошипел, наконец, он.

Диего хотелось дать волю эмоциям. Хотелось выплеснуть досаду, злость, скорбь — всё это смешалось, запуталось в невероятно тяжёлый узел в его душе. Он услышал свой голос — хриплый, тихий, полный яда. И он продолжил говорить.

— Если бы не твои приятели из Комиссии, Пятый, — поднял палец он, указывая на брата, — она была бы жива.

— Она спасла Клауса, Диего, — мальчик выпрямился, серьёзно сощурив глаза. — Ты на её месте поступил бы не так?

— Ты не можешь понять, что я чувствую, — сказал Диего. — Ты же всю жизнь был один. Ты хоть кого-нибудь когда-то любил?

Услышав это признание, Харгривзы неуверенно переглянулись. Им всем резко захотелось покинуть комнату — определённо, они были тут лишними. Однако вместо этого Пятый поднялся на ноги.

— Задний двор, — сказал он. — Потолкуем, если не боишься со мной связываться.

Прежде чем Клаус, стоявший ближе всех, успел схватить его, Пятый исчез в голубой вспышке. Диего неуверенно посмотрел на братьев и тут же поднявшись, вышел из комнаты.

На улице моросило — Диего пожалел, что зонта у него не было. Но так даже лучше. Крутые парни не ходят под зонтом. Сейчас ему было не до этого, поэтому он был благодарен хотя бы случайности за сохранение его репутации.

Обойдя многоэтажку, Диего вышел во двор. Детская площадка пустовала — горки и качели, видимо, привлекали малышей только в более солнечную погоду, сейчас же их предпочтение явно было отдано пледам и горячим кружкам какао.

Разглядев в сумерках сидевшего на скамейке брата, Диего подошёл к нему.

Пятый скрестил руки на груди. Откинувшись на спинку скамейки, он запрокинул голову назад, подставляя лицо холодному дождю. Услышав шаги Диего, он даже не подумал двинуться с места. Лишь лениво приоткрыл глаза, насмешливо посмотрев на брата, и снова закрыл их.

— Сядь, не нависай как Лютер, — проворчал он.

Диего непонимающе нахмурился, но послушно опустился рядом.

— Я не спал последние трое суток, — поделился Пятый, вдруг положив голову на плечо Диего. — Дождь так успокаивает.

Второй напрягся и шокированно уставился на брата. Обычно фразы типа «пошли-ка выйдем» означают что-то более агрессивное. Он неуверенно кивнул, не пытаясь отодвинуться. Что ж, может, ему тоже не помешает остыть.

— Ты прав, Диего, — пробормотал Пятый. — Я никогда никого не любил, кроме Долорес, которая по определению не могла ни умереть, ни уйти от меня. Хотя она пару раз пыталась подать на развод.

— Я не должен был так говорить, — вздохнул Диего. — Прости, просто я боялся, что ты…

— Узнаю, какой ты сопливый тюфяк в душе? — Пятый вдруг засмеялся.

Диего приложил все усилия, заставляя себя не пихнуть мальчишку плечом.

— Не хочу, чтобы ты считал, что я виноват, — вдруг тихо сказал Пятый. — Да, Хэйзел и Ча-Ча пришли за мной, но твоя подруга на самом деле просто попалась им под руку.

Диего промолчал. Пятый, который практически просит прощения — просит не винить его, это что-то новенькое.

— Если тебя утешит, — подумав, добавил мальчик, — то на их месте я бы так не поступил. Одно дело исполнять приказы Комиссии, но Петч не была их целью.

Диего показалось, словно ему дали под дых, и в лёгких резко кончились все запасы воздуха. Рвано вздохнув, он кивнул.

— И ты не прав, — сказал Пятый. — Я знаю, каково это, вернуться во вселенную, где те, кого ты видел погибшими, живы.

Диего непонимающе нахмурился.

— О чём ты? — уточнил он.

— О вас, полудурок, — Пятый усмехнулся. — Я видел вашу смерть уже три раза, и я понимаю тебя, почему ты не хочешь возвращаться в свой мир.

Диего вдруг почувствовал себя маленьким ребёнком — тем заикающимся мальчиком, помешанным на соревнованиях с братьями. Пытающимся доказать, что второй номер не означает то, что он хуже Первого. Слабым, уязвимым. Он посмотрел на Пятого. Мальчик замолчал, оставив брата наедине с мыслями. Он лениво ковырял песок под ногами носком ботинка и, кажется, выводил какую-то формулу не глядя.

Так по-детски.

Нет.

Диего, наверное, впервые за всё это время по-настоящему понял, с кем говорил. Не с эгоистичным ребёнком, вернувшимся спустя семнадцать лет. И даже не с братом-ровесниками. Он помнил, как был рад видеть лицо брата там, в больнице, спустя несколько месяцев, помнил, как посчитал его милым, когда Пятый уснул на руках у Лютера. Трудно было не воспринимать язвительного подростка за человека, прошедшего через столько всего.