Читаем Все бесконечные решения (СИ) полностью

— Почему он так выгл…

— Я обещал никому не говорить, — поднял обе руки Клаус. — Даже моей любимой сестрёнке.

Эллисон раздражённо вздохнула.

— Прекрати паясничать, Клаус, — попросила она. — Что с Пятым?

Клаус не успел ответить, как мальчик, услышав их голоса, неразборчиво пробормотал что-то (кажется, похожее на «заткнись нафиг, Четвёртый», а может, Клаусу просто показалось) и чуть повернулся, вытягивая руки вперёд и сонно потягиваясь. Прежде, чем он проснется окончательно и откроет глаза, Клаус мягко взял Эллисон за плечи.

— Идём, поговорим в его комнате, — прошептал он. — Заодно покажу, что он там в своих тетрадках по ночам рисует. Тебе это будет интересно.

========== Часть 3 ==========

Пятый проспал ещё добрых полчаса, что дало Клаусу возможность подробно рассказать Эллисон об их плане. Прислонившись к столу, он молча смотрел на сестру, сидевшую рядом и листавшую чужую тетрадь. Клаус ждал, что скажет Третья. Когда Эллисон подняла голову, чтобы, наконец, ответить, на пороге мелькнула голубая вспышка. Клаус торопливо повернулся к появившемся в дверях брату.

— А вот и солнышко встало, — попытался пошутить он.

Пятый недовольно поморщился. Скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Ещё сонный, лохматый, он почему-то внушал не меньший ужас, чем обычно.

— Что вы оба здесь забыли? — строго спросил он.

— Клаус рассказал, что вы решили помочь мне.

Пятый усмехнулся.

— Нет, Эллисон, — возразил он. — Мы просто пытаемся вернуться обратно в свой мир.

А что, он уже достаточно отошёл после вчерашнего, можно и режим привычного вредины включить.

— В котором есть Клэр, — подхватил Клаус, недовольно глянув на Пятого. — А ты просто злой с утра, цыц мне тут.

— Ты думаешь, это возможно? — не обратила внимания на колкости братьев Эллисон.

Пятый кивнул.

— Я пытался найти способ, но мне нужно ещё немного времени. И нужно поговорить с остальными.

— Но с этим я разберусь, — неуверенно заявил Четвёртый. — Особенно если ты поможешь, Элли.

— Конечно.

Эллисон поднялась на ноги и подошла вплотную к Пятому. За несколько месяцев он немного подрос, но всё ещё был ниже сестры. Хотя, его самолюбие мог всё же утешить тот факт, что Третья носила каблуки. Он поднял голову. Эллисон молчала. Порыв и желание обнять брата бесследно исчезли под его строгим злым взглядом. Он криво ухмыльнулся, с вызовом глядя на неё, всем своим видом стремясь показать, что вину за собой не чувствует.

Эллисон на мгновение возненавидела себя за то, что вообще пришла сюда мириться с этим засранцем.

— Эй, — позвал Клаус, неуверенно глянув на них. — Пятый. У тебя как голова?

— В порядке, — буркнул мальчик.

— Лучше принесу тебе обезболивающего, — понимающе кивнул Клаус и торопливо вышел из комнаты.

Пятый проводил его недовольным взглядом. Он прекрасно понимал, что Клаусом руководило не внезапно проснувшаяся любовь к брату, а желание оставить его и Эллисон одних. Пятому самому этого не хотелось.

Он не был уверен, что ему хватит сил притворяться засранцем.

— Так ты… — Эллисон запнулась и, вернувшись к столу, снова перелистнула тетрадь. — Ты пытался найти дорогу домой.

— Это только наброски, — сказал Пятый. Голос невозмутимый, строгий.

— Но шансы есть?

— Наверное, — пожал плечами он.

Пятый оттолкнулся, наконец, от дверного косяка и прошёл в комнату, к шкафу. Открыв, критически посмотрел на висевшие в нём рубашки.

Лишь бы не смотреть на сестру.

— Ты знала, что в древности гонцам, которые приносили дурные вести, отрубали голову? — не поворачиваясь к Эллисон, спросил он.

— К чему ты это говоришь?

Пятый выудил из шкафа одну из рубашек, которую ему подарила Ваня. Чуть улыбнулся, вспомнив её слова о том, что цвет подойдёт к его глазам. Такие глупости, но почему-то от них не хотелось отмахнуться, как от бесполезной мешающей ерунды.

— Я был гонцом, — сказал Пятый, наконец, поворачиваясь к сестре. — Я принёс вести об апокалипсисе. Неудивительно, что вы меня обвинили во всех грехах человечества. Хотя сами же и довели Ваню до того состояния.

Эллисон едва не задохнулась от возмущения. Она сделала глубокий вдох, чтобы не нагрубить Пятому в ответ.

— Можно подумать, ты сам образцовый брат, — заметила Третья.

Ей не хотелось усложнять отношения с ним. Но Пятый выглядел до безобразия самоуверенно и слишком уж важно для человека, стоявшего перед ней в дурацкой детской пижаме с зевающим котёнком. Ей хотелось сбить с него спесь.

— Ты всегда думал…

— Что я лучше других? — Пятый изогнул бровь. — Ого, да у вас с Лютером прямо-таки одинаковый образ мышления. Неудивительно, что вы такая сладкая парочка.

Пятому было больно. Чертовски больно. Он раз за разом спасал эту семью, отдал всю свою жизнь. Посвятил годы попыткам разгадать, что стало причиной конца света. Пропускал мимо ушей вечные обвинения в Далласе, пытался доказать себе, что то, что он делал, важнее всех мелких неувязок. Пускай братья и сёстры будут его недолюбливать, лишь бы спасти их, лишь бы не видеть снова, как они погибают из-за своих и его неверных решений.

Поэтому он съязвил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аккумулятор Сагнума
Аккумулятор Сагнума

«В прошлый раз его убили в двух шагах от Колодца. Кто и за что?.. Он пытался припомнить подробности, но память, вероятно, непоправимо поврежденная в результате стольких смертей, следовавших одна за другой, вместо полноценной зарисовки происшествия выдавала невнятицу, больше похожую на обрывки сна.Кажется, сумерки: краски притемненные, водянистые, небо отсвечивает лиловым. Колодец не этот, местность другая. Деревьев нет, торчат какие-то столбы или колонны. Нападавших двое, трое? Лица, одежда, экипировка – все как будто ластиком стерли, до белых дыр. Видимо, они использовали холодное оружие, было очень больно. Забрызганная кровью трава с темными прожилками на длинных узких листьях – единственное, что запомнилось отчетливо. Прожилки узорчатые, почти черные на светло-зеленом фоне – совершенно бесполезная подробность…»

Антон Орлов

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ
Можно
Можно

Каждый мужчина знает – женщину можно добиться, рассмешив ее. Поэтому у мужчин развито чувство юмора. У женщин это чувство в виде бонуса, и только у тех, кто зачем-то хочет понять, что мужчина имеет в виду, когда говорит серьезно. Я хочу. Не все понимаю, но слушаю. У меня есть уши. И телевизор. Там говорят, что бывают женщины – носить корону, а бывают – носить шпалы. Я ношу шпалы. Шпалы, пропитанные смолой мужских историй. От некоторых историй корона падает на уши. Я приклеиваю ее клеем памяти и фиксирую резинкой под подбородком. У меня отличная память. Не говоря уже о резинке. Я помню всё, что мне сообщали мужчины до, после и вместо оргазмов, своих и моих, а также по телефону и по интернету.Для чего я это помню – не знаю. Возможно для того, чтобы, ослабив резинку, пересказать на русском языке, который наше богатство, потому что превращает «хочу» в «можно». Он мешает слова и сезоны, придавая календарям человеческие лица.Град признаний и сугробы отчуждений, туманы непониманий и сумерки обид, отопительный сезон всепрощения и рассветы надежд сменяются как нельзя быстро. Как быстро нельзя…А я хочу, чтобы МОЖНО!Можно не значит – да. Можно значит – да, но…Вот почему можно!

Татьяна 100 Рожева

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ