Все бури (СИ)

— Это не любовь, — Майлгуир разжег бересту, подбросил под дрова. — Присаживайся рядом. Я не кусаюсь.

— Вам не холодно? Стоит переодеться.

— Мне не бывает холодно, — раздраженно произнес Майгуир.

— Вам виднее.

Король обернулся проверить, не таит ли Мэренн усмешку? Но нет, девушка выглядела спокойной и немного печальной.

Толстый щенок с очень крупными лапами, свернувшийся у нее на коленях, лизнул ее руку, и она слабо улыбнулась. Личико осветилось от блеска серо-зеленых глаз, на щеках появились очаровательные ямочки, а уголки губ, показавшихся мягкими и нежными, приподнялись, обрисовывая столь красивую линию рта, что Майлгуир поймал себя на вполне недвусмысленном желании прижаться к ним, попробовать их вкус — правда, как вишни, или это лишь видимость? Но эта девушка, хрупкая в кости, с белой, слабо светящейся кожей, округлостями во всех нужных местах и грацией олененка — еще совсем ребенок! Пусть кого помоложе выбирает своим волком на эту ночь.

Тут же вспомнил, что дверь запечатана, так что выбора у нее особого нет. Мэренн облизала губы, хрупкими пальчиками заправила за ухо упавшую на бледную щеку черную прядь и вздохнула. Майлгуир втянул воздух. Подснежники, полынь и немного — дикий шиповник. Неужели духи? И ресницы — такие длинные, темные.

— Я не пользуюсь духами, — твердо произнесла она, глядя ему в глаза.

— Как поняла?

— Вы понюхали, а потом поморщились, решив, что перед вами подделка. Вы ошибаетесь, — с горечью произнесла Мэренн.

Огонь в камине разгорелся ярче, затрещал, в трубе загудело.

Майлгуир прищурился:

— Разве король может ошибаться?

Губы ее дрогнули, ресницы затрепетали, но глаз она не опустила. И за одно это заслуживала награды.

— Вы думаете, что я заявилась к вам, потому что молода и глупа? Вы думаете, что я чего-то хочу от вас, как и многие?

— А это не так?

— Нет. Я не крашу губы и ресницы. Не лгу. Не предаю. И не прошу ни должности, ни мужа, ни покоев Черного замка, ни места при дворе.

— Но что-то все же попросишь?

Майлгуир подхватил с девичьих колен пузатого щенка, сладко пахнущего материнским молоком; навевая сон, уложил в корзинку и принялся за гостью. Расстегнул фибулу и развязал тесемки плаща Мэренн. Она хлебнула воздух, словно холодную воду.

Всей одежды — хитро завязанный под грудью отрез полупрозрачной синей ткани, легкой, как осенняя паутина. Дёрни — и девушка останется обнаженной. Но торопиться не хотелось.

Тонкая, но не худая. Изящная и гармонично сложенная. Крепкие мышцы, прелестные очертания бедер и груди. Майлгуир не мог не признать: его нежданная гостья была очень и очень привлекательна. Так, что в ушах зашумело, сердце застучало, а огонь полился по венам, пробуждая давно уснувшие желания.

— Так что же тебе нужно?

— Эту ночь, — вскинула ресницы Мэренн и прикусила губу. — Потому что все женщины, которых вы осчастливили, помнят ночь с королем. Всегда одну. Я прошу только об одной ночи.

Майлгуир покачал головой.

— Я выбрала вас своим волком! И я не отступлюсь.

— Я уже жалею, что не выгнал тебя, — выдохнул Майлгуир.

— Есть одно пожелание.

— Ты смеешь понуждать короля?!

— Этой ночью все равны. Не старайтесь сделать хорошо мне. Делайте лишь то, что хочется вам.

Сказала и гордо вздернула подбородок.

— Оставим в покое твою дерзость и примем во внимание природу-мать. Ты не знаешь, о чем просишь.

— Но могу догадываться, — верхняя губа приподнялась в полуулыбке-полуоскале, обнажая два передних, крупноватых зубика.

Мэренн переступила с ноги на ногу, тонкие складки словно погладили гибкую женскую фигуру.

— Но… как ты оказалась в моих покоях? Кто те двое, что дали тебе разрешение на вход? — спрашивая, Майлгуир, продолжая жадно рассматривать ее.

— Мэллин сказал, что вы меня сожрете, но мне понравится, а господину советнику я передала ему письмо от Ллвида. Мы разговорились, и он проводил меня в гостевые покои, — впалые щеки слабо заалели.

— Джаред может, — усмехнулся Майлгуир.

Мэренн вздохнула — высокая грудь с нежно-розовыми сосками поднялась под прозрачной тканью и медленно опустилась. Майлгуир невольно засмотрелся на белоснежную кожу с играющими на ней бликами очага — а затем поднял глаза на тихий всхлип. Взгляд серо-зеленых глаз был сердитым, ресницы — мокрыми, губы — закушенными, по щеке текла слеза.

— Да, я буду твоим волком в этот Лугнасад, — произнес король условленную фразу.

Добавил, ухмыльнувшись:

— На твоих условиях.

И протянул руку, развязывая узел под грудью. Материя соскользнула, и Мэренн, перешагнув через нее, встала совсем рядом с Майлгуиром, положила руки на его грудь, шепнув: «Не холодно, потому что холодный», и подставила губы для поцелуя.

Они и правда отдавали вишней. Не сказать, чтобы король любил фрукты, но этот вкус спелых ягод был изысканно-сладким. Он оторвался от них, давая Мэренн вдохнуть, и снова накрыл своим ртом полные, нежные губы. Опять пахнуло подснежниками и самим снегом, остро и свежо. Не леденящей стужей, нет — тем живительным холодом, от которого кровь лишь горячее бежит по венам.