Все бури (СИ)

Антэйн, взбиравшийся первым, тыкал ножи в неприветливо вспучившийся Змеиный зуб. Мэллин, привычный ползать по всем доступным кровлям, фасадам, балкончикам и колоннам Черного замка, прижимался к скале, словно ловкий паук. Майлгуир к собственному стыду обнаружил себя самым тяжелым и самым неловким, хотя по клинкам Антэйна подниматься было чуть ли не в удовольствие. Да и к собственному покорению вершин — не считая магических — можно было отнести разве статую волка над въездом в Черный замок, и то — еще ребенком.

Преодолев последний поворот, они упали на небольшую площадку, еле переводя дух.

— Устал? — справился Мэллин, и Майлгуир ощутил, как сверкнули глаза и сами собой вытянулись клыки. — Шучу-шучу! А я ведь говорил, давай один! Так нет, сразу: «Куда собрался, обормот?»

— Мэллин! Оставь «я ведь говорил» советнику!

— Я, между прочим, никакой не обормот! Я бормотун! Или бормотуха, хе-хе, — посмеялся своим мыслям брат и повернул голову к волчьему королю. — Слово-то какое красивое! Ты не слышал раньше?

Озорной блеск глаз лучше всего подсказывал Майлгуиру, что слово там какое-то неправильное, но времени залавливать Мэллина не было. Не сейчас и не здесь.

Пусть с ним правда советник разбирается.

— Кроме того, пообещать мне переломать ноги, если я полезу один, было совершенно невежливо! — поднял палец Мэллин. Палец предательски дрожал, и он тут же его спрятал. — Нет, ты видел, да? — обратился он к Антэйну. — Он еще и так посмотрел мне в спину, словно нож воткнул!

Антэйн переводил взгляд с принца на короля, дышал загнанно, а потом выдал сквозь зубы:

— Не стал бы.

— Вот! — обрадовался Мэллин. — Я тоже так думаю. Но знаешь ли, проверять не хотелось бы. Только что-то задумаешь приятное для себя и разнообразное для окружающих, как тут же сзади «Мэллин, стоять!» и королевская длань на загривке. Обидно, знаешь ли. Еще ничего не сделал…

Бухтение брата, привычно-успокаивающее, неожиданно дало Майлгуиру возможность выдохнуть, прогоняя на время тревогу и беспокойство, ставшие почти постоянной тенью каждого дня. Майлгуир открыл рот, чтобы ответить как полагается, но очередной порыв ветра полоснул по лицу, вновь сбивая дыхание.

— Туда, мой король, — показал Антэйн на темнеющий вдали зев.

Ползти на карачках по узкой тропке до пещеры было неудобно, неприятно, но единственно возможно. Мэллин же полз так шустро, словно всю жизнь этим и занимался. Капли, прилетевшие непонятно откуда, охладили пылающий лоб и задали новую задачу — как они спустятся? Майлгуир поднял взгляд — небо по-прежнему голубело, но из мелкой смешной тучки лились золотистые нити дождя. Под ногами шелестели, падая вниз, камешки, склон мгновенно стал невероятно скользким. В другой момент Майлгуир, возможно, и полюбовался бы синей гладью Колыбели в золотом песке, осеннем пламени деревьев и короне коричневых гор, но сейчас все это показалось невероятно далеким, а сами волки — невероятно высоко забравшимися существами. Здесь и впрямь казалось рукой подать до Девятого Дома, Дома Полудня, прибежища старых богов и мятежных душ.

Ох, не надо, не надо думать о мертвых! Майлгуир, наощупь пробираясь вглубь пещеры, мотнул головой. Тот, кто находился тут, похоже, и так еле жив.

— Кайсинн! — кинулся Антэйн вперед и тряхнул что-то, очень похожее на комок старого тряпья, который только и ждет, чтобы его выкинули.

Майлгуир осторожно прощупал ауру: холодная, бирюзово-серебряная, почти мертвая или отрицающая саму жизнь. Ох, глупая Гранья, что же ты наделала? Любила ли ты этого волка или только мечты о нем? Мэллин обернулся тревожно, сверкнул лунной белизной глаз, словно почуял, как нехорошо стало брату. Память о наведенной любви резанула не хуже пропущенного удара, заставила упасть на колени. Этайн, Эохайд, любовь и предательство двухтысячелетней давности навалились вновь, с новой силой и новой болью — не продохнуть, не сделать шаг, не защитить себя и близких. Как он смеет обвинять Гранью, когда сам похитил любовь Этайн, любовь, предназначавшуюся мужу? Пусть Эохайд тогда не ценил ее, пусть сам волчий король полюбил отчаянно, так, что признался — и потерял все.

— Эй, братец… — тихо и без привычной иронии позвал Мэллин, словно понимал, как тяжело стало Майлгуиру.

Все это, купание в Колыбели, даже вот это предстоящее спасение Кайсинна — что это значило для Майлгуира?

Уж не хотели ли их просто задержать, а его, бывшего бога, лишить остатков силы? Если бы не Мэллин, если бы не Мэренн — могло бы сработать. Кто наслал ледяного дракона? Уж точно не Кернуннос. Дом Камня? Откуда у них эдакая мощь?

При мысли о третьей силе, живущей между мирами, о Не-сущих-свет созданиях, перед кем он должен и кто должен ему, у волчьего короля стало кисло во рту.

Он поднялся, отринув ненужные мысли, и пошел туда, где Антэйн о чем-то расспрашивал Кайсинна, а тот лишь мотал головой, бормотал что-то неразборчиво и пытался отползти дальше в угол.

— Что говорит? — хрипло спросил Майлгуир.

— Говорит, что собрал все углы в доме, что ходит, не помня себя, режется собственным оружием и что недостоин любви жены и памяти сына.