Все бури (СИ)

— Знаете, моя королева, как это много для людей! Знаете, сколько они успевают прожить за это время.

— А эта девочка, эта храбрая девочка!..

— Мэренн. Ее зовут Мэренн.

— Если ты думаешь, что искра ее жизни у детей Камня, то это невероятно жестоко — не отдать ее.

— Смерть наследника, внезапная смерть, явная рука другого Дома. Или кто-то опять хочет, чтобы все обратили внимание на очевидное, забывая о главном… — Джаред осекся, поняв, что произносит мысли вслух. — Спасибо за новости, Лианна, — глубоко вздохнул, отошел и долил еще вина для королевы. — Не стоит вам огорчаться из-за мелочей. Мужчинам свойственно помнить главное. Например, то, что вы — свет его жизни.

— Жизнь он ради меня готов отдать, — мягко улыбнулась Лианна. — А вот вспомнить, что я не люблю каллы… К тому же то, что Джилрой оставил свой Дом, свой мир… Это его боль и моя вина.

— Это его выбор, — холодно произнес Джаред. — Не надо корить ни его, ни себя. Многие поступили бы также. Не раздумывая, не сомневаясь.

Желание отписать Джилрою, солнечному королю, обо всех явных и тайных пристрастиях Лианны, написать подробно и основательно, было в очередной раз задушено на корню.

— Что мы сделаем сегодня причиной вашего визита в Черный замок? — спросил Джаред. — Постойте, погодите! Лианна! А давайте сделаем подарок вашему супругу! Ваш портрет! Думаю, Фаррел с удовольствием возьмется на работу.

— Насколько я знаю, — тихо ответила Лианна, — он берется только за то, что ему очень нравится… я не уверена, что…

Голова ее склонилась к плечу, веки сомкнулись.

— Конечно, вы ему понравитесь. Вы не можете не нравиться.

Джаред поддернул повыше покрывало, зная, как дитя Солнца любит тепло. Надо было давать команду отрядам, идти общаться с лесным лордом, наверняка прибывшим не просто так. Но Джаред тихо просидел рядом, не сводя взгляда с Лианны, пока розовый свет не залил лазурную гостиную.

***

Свет раннего утра еще не касался Майлгуира, владыки Благого Двора и Дома Волка — острые горные отроги, служившие защитой Укрывищу, забирали себе тепло солнца, накапливая его и отдавая долгой студеной зимой. Сквозь сон Майлгуир припоминал, что когда-то, очень и очень давно, на этом месте взметнулся вулкан, и тогда тушил лаву и собирал пепел Нуаду, веселый обладатель двух рук. А лишившись правой руки, он оставил любимую. Интересно, а как ей жилось без него?

Неожиданные и не слишком приятные мысли свербили голову. Мидир, став Майлгуиром, проживал каждый день как последний, очень надеясь, что его жизнь, вернее, его смерть, желательно как можно более мучительная, станет расплатой и избавлением. Но этого не происходило. О том, что можно просто жить, о надежде на счастье он не думал и не гадал, зная, что его любовь может принести лишь смерть. Но Мэренн готова была делить его не слишком веселую, подчас трудную жизнь. Да, если бы он был Нуаду, он бы тоже ушел, чтобы его любимая не делила его смерть.

Вот только жизнь свою Мэренн уже отдала! Стоило подумать о дерзкой, раздражающей волчице, как пришел ее запах, нежный и горький аромат подснежников. После ночи на земле тело восстановило цельность, а вот обычной после этого усталости и потери духа не было и в помине. Сколько же времени провела с ним Мэренн? Щеки ее были розовыми, глаза блестели. Она определенно жила, что радовало.

***

«Что же на твой вопрос об одном дорогом нам обоим волке…»

Рука белошвейки невольно дрогнула. Дженнифер посадила жирную кляксу на письмо. Поразглядывала очертания, увидела профиль Алана и с досадой сжала бумагу, о чем тут же пожалела. Бумага эта была специально для пересылки, плотная и непроницаемая для воды. Нечего выплескивать на нее собственное огорчение. Дженнифер взяла письмо от Мэя, решив перечитать еще на раз, хотя знала его мало не наизусть.

«Моя несравненная Дженнифер!» Так к ней всегда обращался Мэй. Послание от сына можно было бы счесть посланием от любовника, да и восхищение королевского офицера собственной матерью, скрывать которое он не собирался, многие принимали за чистую монету.

Дженнифер обернулась, взглянула на свой портрет и не сдержала улыбки. Она бы убрала его, если бы двое ее мужчин — да, именно двое, вся ее семья, смахнула она сердитую слезу — не настаивали, что эта тщательно выписанная красавица с нежными, словно ласковыми чертами лица, со светло-серыми звездочками в темных волчьих глазах и есть она сама.

Сыновье обожание отпугивало кавалеров и позволяло Дженнифер не переживать, что ее, одинокую мать, не связанную узами семьи, постараются увлечь в забавы Лугнасада. Ведь тот, кого она хотела бы видеть рядом с собой всегда, обходил стороной ее покои все время праздника любви и свободы.

— Дженни, — прозвучало чарующе, невыносимо мягко, и Дженнифер уронила перо услышав голос того, к кому обращались ее мысли. — Я зашел без стука, но мне показалось, ты расстроена.

— Дописываю письмо для Мэя.