— Разрешите представить вам нового королевского волка, — отвесил принц изящный поклон.
— С чего это наш король Майлгуир, — Гранья произнесла это имя с придыханием, — раздает подобные почести?
— Хм-хм, дай-ка подумать, — возвел Мэллин глаза горе и потер подбородок. — Может, с того, что Антэйн помог спасти Кайсинна, который благодаря твоему эгоизму чуть было не кинулся со Змеиного зуба? — бросил быстрый взгляд на заинтересованную Гранью, сразу обиженно поджавшую губу.
— Мэллин, — предостерегающе произнес Антэйн, намекая, что многие подробности не для ушей дочки лэрда.
— О, нет! — замахал на него руками Мэллин и тут же сверкнул глазами с новым задором. — Наверное, когда он спина к спине отбивался от баа-ван ши?
— Баа-ван ши?! — глаза волчицы расширились.
— Конечно же, нет! Верно… — взгляд раскосых глаз смерил Антэйна, и не успел молодой волк задохнуться от негодования, как принц выдал: — Видно, когда этот юный волк выкрал королеву, чтобы украсть у мира ночь любви!
— Да ладно! — Гранья присела на край постели, а Антэйн уже не знал, куда деваться от стеснения.
И он еще смел обвинять Гранью в том, что она чуть было не послужила причиной смерти всеми любимого Кайсинна! Можно подумать, сам поступил лучше.
И как ему в голову вообще пришла мысль выкрасть Мэренн?
Кроме того, на волчице была надета лишь камиза, и тонкая рубашка оставляла открытыми бедра, стройные и очень… Антэйн отвел взгляд. Да, обнаженные бедра определенно вызывали самые низменные желания.
— Правда-правда! — Мэллин прижал обе руки к груди и часто-часто покивал головой. — Ну… и уже после этого Антэйн схватился с ледяным драконом.
— Что-о-о?! — подскочила на ноги Гранья.
— Вообще-то это вы, мой принц, смогли его одолеть, — поправил Мэллина Антэйн, а тот лишь отмахнулся.
— Видите, сколько всего интересного произошло буквально за неделю? Так стоит ли лишаться жизни, получив ночь удовольствия и разрушив при этом чужое счастье? А ведь Кайсинн и Гедрис любят друг друга.
— А колец у них нет! — вздернула носик Гранья. Очаровательный и немного курносый.
С чего это Антэйн вообще разглядывает дочь самого Ллвида так тщательно?
— Кольца, — пренебрежительно произнес Мэллин. — Кольца — это еще не все.
— А рассказать-то можете? — заинтересованно спросила волчица.
— Чуть позже. А теперь, Гранья, потерпи… — принц с кошачьей грацией в три шага подобрался к ней, ухватил что-то, невидимое для Антэйна, привязал к вытащенной из кармана веревке и дернул.
— Ей же больно! — бросился вперед Антэйн, увидев, как исказилось ее лицо и услышав отчаянно тихий стон.
— Стоять! — рявкнул Мэллин не хуже короля волков, Антэйн замер неожиданно для себя, а принц резко дернул еще раз. — Вот теперь лови ее. Сейчас ей очень захочется есть, да и нам подкрепиться бы не мешало.
Потом посмотрел на Антэйна, подхватившего Гранью, накинул на обоих невидимую петлю и улыбнулся молодому волку, без затей показав на пальцах, чем ему нужно заняться с волчицей в Лугнасад.
— Я не могу! — прошипел Антэйн сквозь зубы, а Мэллин вздернул бровь. — То есть могу, но… — но тут сухие губы Граньи прикоснулись к его губам, и пропал Мэллин, пропало Укрывище, пропал весь мир, только тихо-тихо и еле слышно донесся голос уходящего принца, поющего что-то задорно и невпопад.
Боевые барабаны волков, гордое торжество Змеиного клыка, сумасшествие схватки с девами смерти и еще более смертоностым духом дракона — все отступало перед этими дикими темными глазами. Мысль, что не его сейчас любила эта волчица, поднялась откуда-то из бездны и туда же и канула. Антэйн пил свое хмельное счастье Лугнасада и не желал отдавать ни капли. Сухое, жилистое тело Граньи хотелось попробовать на вкус, и он с трудом прятал клыки, а потом она простонала:
— Смотри на меня.
И он смотрел, хотя не понимал зачем. Но для нее было важно, и Антэйн не сводил с нее глаз, шепча:
— Моя волчица, — и только потом спохватился, что никаких ритуальных слов они не произнесли. Хотел уже остановиться и спросить, и чуть было вновь не рассмеялся. Явно было поздно спрашивать, желает ли госпожа быть его волчицей, если она уже его, он уже ее, а весь мир внезапно съежился до двоих и расширился до невообразимых пределов бытия, где, говорят, живут не ши, а люди.
Антэйн любил Гранью, любил жизнь, ощущал ее каждой клеточкой тела…
— Куда собрался? — спросила Гранья позднее, вытащила из-под одеяла встрепанную голову и подозрительно его осмотрела, не собираясь прикрывать наготу. Антэйн уставился на низковатую крепкую грудь с небольшим шрамиком над соском и слова о том, что где-то должна быть ванна или хотя бы лохань, замерли на языке. Слишком прекрасна и желанна была волчица. Вселенная вновь кружилась вокруг, а потом начала пульсировать, словно сердце.
Потом внезапно волшебство пропало, странная пульсация превратилась в отчаянно громкий стук, а знакомый голос, полный ледяной ярости, вопросил:
— Гранья! Что творится?! Открывай немедленно!
— Отец! — неожиданно испуганно вскрикнула Гранья.
— Только не говори, что меня сейчас женят, — усмехнулся Антэйн больше в отместку за «самого занудного волка».