Он помогал ей, здорово помогал. Она еще не успевала заметить, что поскользнулась, а он уже подхватывал ее или подставлял руку, чтобы она, ухватившись, благополучно миновала опасное место. Первые полчаса продвижение вперед по каменной кишке Мельничного канала требовало такой концентрации внимания, что Дина не могла думать ни о чем другом, точнее, не могла думать вообще, и только когда Герман повернул налево там, где канал распадался надвое, вздохнула с облегчением, вслед за ним ступив на твердую почву.
– Ну и местечко! Можно все кости себе переломать.
– Скажи спасибо, что на голову ничего не свалилось.
– У нас ведь есть вода? – Достав из кармана носовой платок, Дина промокнула лоб и виски. – Питьевая.
– Есть, – ответил Герман, еще раз мысленно поблагодарив Марго.
– Дай глоточек.
– Потерпи немного. Здесь неудобно возиться с рюкзаком. Как станет посвободнее, я дам тебе все что захочешь.
– Правда? – рассмеялась Дина. – Ловлю на слове.
Он оглянулся, и при свете фонаря выражение его лица показалось ей угрожающим.
Но все же у нее вырвалось:
– Ведьмак, ведун, шаман, колдун, медиум, экстрасенс… Что из этого правда?
– Только не надо помещать мой образ в низшую мифологию.
– Ты свободно передвигаешься под землей, не боишься, не плутаешь, а подземное царство – это царство Великой Матери. Сфера действия низшей магии и мифологии как раз…
– Дионис тоже спускался под землю и делал там свои дела, что не мешало ему оставаться патриархальным богом, братом Аполлона. Понимаешь, да? Находясь под землей, он не переходил на сторону хтонической Матери, а оставался на стороне небесного Отца. К тому же ты не совсем права, точнее, – он усмехнулся, – совсем не права. Пространство, где мы сейчас находимся, это не царство Кибелы. Для царства Кибелы характерны влажность, вязкость, дымность. Оно затягивает, обволакивает, согревает, убаюкивает, размывает границы. Этакое гедонистское болото. Уютная материнская утроба. А что ты видишь здесь?
– Камни, – оглянувшись по сторонам, тихо ответила Дина.
– Вот именно. Твердые, холодные, непроницаемые, с четко обозначенными формами. Это не царство Великой Матери. Это фронтир. Зона между царством Матери и царством Отца.
Тоннель, который накануне Герман назвал узким и труднопроходимым, именно таким и оказался. После развилки некоторое время можно было продвигаться вперед, не касаясь стен и не пригибаясь поминутно, чтобы уберечь голову от столкновения с валунами, но время это закончилось быстрее, чем хотелось бы, стены как будто сдвинулись, камни обступили со всех сторон, и Дину окатило волной холодного ужаса.
– Герман! – крикнула она охрипшим, дрожащим голосом.
– Я здесь, – прозвучало из-за ближайшего выступа. – Что случилось?
– Не знаю, – сглотнув горькую слюну, ответила Дина. – Ничего. Ничего.
– Хорошо, – спокойно проговорил Герман. – Иди сюда.
Своего шепота она не услышала:
– Не могу…
Но он услышал. И повторил:
– Иди сюда, Дина.
– Мне плохо, Герман. – Она стояла, прислонившись к бугристой каменной стене. Стояла, потому что падать было некуда. – Я… кажется, я теряю сознание.
Пауза и вновь его голос:
– Ты знаешь какую-нибудь молитву?
– Молитву? Знаю, наверное. Но сейчас не вспомню.
– Что значит «наверное»? Ты когда-нибудь молилась? Тебе это помогало?
– Да.
– Тогда повторяй за мной.
Набрав в легкие побольше воздуха, Дина начала повторять. Поначалу тихо, с трудом выговаривая слова, затем все четче и громче.
Тесный искривленный тоннель с разрушающимися от времени стенами перестал казаться душным, по лицу ласково скользнул свежий ветерок. Пульс почти вернулся к норме.
Не обращая внимания на черные круги, плавающие перед глазами, Дина оттолкнулась от стены и медленно, шаг за шагом, двинулась туда, куда призывал ее голос Германа. Ей даже удавалось, огибая препятствия, предохранять от ударов камеру, прикрывая ее обеими руками, прижимая кофр то к левому боку, то к правому, то к животу.