Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

О детях скажу отдельно. Доктор Гааз хлопотал, и это часто ему удавалось, чтобы маленьких детей не разлучали с родителями-заключенными. Стоило бы здесь прочитать коллективное письмо, переданное мне недавно молодыми женщинами во время посещения одной из колоний. В письме рассказывается о запрете там, на Севере, носить для тепла брюки, невозможности лечить зубы, их просто выдирают, так как нет зубного врача. Но главная беда – дети этих женщин, которые находятся до трех лет в доме ребенка при колонии, а после их навсегда разлучают с матерями и отдают в детдом. Где же наши доктора Гаазы, отчего они сегодня молчат?!

Впрочем, я не совсем прав. Разве не поддерживал морально осужденных, стоя у закрытых дверей суда, Андрей Сахаров? Разве не протестовал против насилия Александр Солженицын? Не ездил к осужденным на казнь утешать их священник Александр Борисов? Да вот недавно возле Бутырской тюрьмы встретил знакомую женщину, профессора. Оказалось, она несет заключенным купленные из своей мизерной зарплаты мыло и зубную пасту.

Справедливости ради расскажу, что письмо от женщин-заключенных, адресованное Президенту Путину, я как его советник имел возможность передать лично. При мне Владимир Владимирович внимательно прочитал эти листочки серой бумаги. Вскоре 97 женщин были помилованы его Указом.

Напрасные «мучительства» арестантов, которые уже для Кони были страшным прошлым, оказались для потомков только будущим. Известный польский писатель Ежи Лец как-то написал, что каждый век имеет свое средневековье. Не о нас ли? Оглядываясь из нашего средневековья на время, в котором творил добро доктор Гааз, становятся зримей и он сам, его действия, бесконечные прошения, мольбы, просьбы и отчаяние, когда ничто не помогало. Известен случай, когда посетил тюрьму сам император и доктор бросился на колени и стал просить за арестанта: «Государь, помилуй старика, ему осталось немного жить!» – «На твоей совести», – ответил государь. Уже в наше время в изоляторе «Матросская тишина» умирал от туберкулеза осужденный, и общероссийская комиссия по помилованию обратилась к Президенту Ельцину с аналогичной просьбой. И государь тоже смиловался и даже приписку сделал: «В таких случаях прошу срочно обращаться ко мне».

Кстати, при всей занятости именно личное человеческое отношение Бориса Ельцина к заключенным, но и к нашей комиссии давало нам силы многие годы продолжать работать, несмотря на агрессивность окружающей нас бюрократии. «Как редки между людьми настоящие люди», – говорит доктор Гааз. Но тут же добавляет, что человеческие слабости и заблуждения требуют снисходительного отношения. Зло есть лишь результат ослепления. Не всем по плечу такая человечность. Возникли толки об умственном расстройстве доктора, о «фанатизме добра», даже о том, что «в самом добре излишество вредно». Ему даже вменяли в вину, что он, провожая арестантов в Сибирь, благословляет и целует тех, кто, по его выражению: «Hat es nicht bos gemein». В это время своей энергичной осанкой, как говорят очевидцы, он напоминал Лютера. Вместе с продуктами на дорогу арестантам доктор дарил свою книжку о христианском благочестии, в специальной сумочке, которую можно повесить на шею. Он верил в исправление «душевного недуга». До ста тысяч экземпляров Священного Писания раздал он, закупая на свое мизерное жалованье и посылая в Сибирь. Должен отметить, что член нашей комиссии священник Александр Борисов, а мы ему помогали, тоже рассылал Библию осужденным к смертной казни. Правда, не все доходило, иные начальники тюрем возвращали нам Библию обратно, боясь нарушить строгие инструкции. Сейчас, слава богу, этого уже нет.

Известна история, когда митрополит Филарет, входивший в руководство тюремным комитетом, высказал мысль, что невинно осужденных не бывает. «Но вы о Христе забыли, владыка!» – воскликнул доктор Гааз. Тот сознался: «Нет, Федор Петрович… не я Христа позабыл… Христос меня позабыл…» Пора и нам сознаться, что на многие годы моих сограждан забыл Христос. Мы прожили целую эпоху, считая искренне каждого осужденного, арестованного, даже вызванного на допрос, уже виноватым. У меня есть рассказ, записанный со слов моего друга Саши Гуревича, у которого в детстве отца обвинили в шпионаже и арестовали, а дети в школе тут же подхватили обвинение и стали травить мальчика, дав ему кличку «шпион». Он попытался покончить с собой, эта ноша стала для него трагедией на всю жизнь. Но и во времена обновления, в 90-е годы, состоялась однажды у меня встреча со школьниками, и мои категоричные оппоненты (они все поголовно выступали за смертную казнь), как выяснилось, никогда не слышали имя доктора Гааза. Так что заметка, с которой я начал свой рассказ о детях, прошедших по местам памяти доктора Гааза, примечательна еще и тем, что идеи человечности, вместе с возрождением памяти святого доктора, снова, хоть и робко, начинают возвращаться в наше общество. И самое главное – к нашим детям.