А беда — тут она, за грудки взяла. Не успел додумать Микола. «Хлопци» ли не выдержали, может, немцы, не видел он. Хлестнула автоматная очередь. Кто-то дико вскрикнул. От дома напротив тоже застучали выстрелы.
Жалобно заржала лошадь, рванулась в оглоблях и завалилась. Микола нажал на спусковой крючок, целя по вспышкам. Не можно, чтобы патруль повязал «хлопцив». К нему и пану Богайцу ниточка потянется.
Минут пять молотили воздух автоматы с разных сторон, туго пришлось Миколе. Напарник его свалился замертво. Хлопнули бы и самого, но он схоронился за ледяной глыбой, сполз в канаву, пробрался за хатку, по огородам-садам рванул подальше. Утек Микола, слышал сзади, как простучали автоматы и смолкли.
Утром он встретил Богайца возле его квартиры.
— Влопались хлопцы, — мрачно сплюнул Микола, ожег Богайца воспаленным взглядом. — По той улице наперед сам два раза прошел. Никого не было. Никакой охраны. Повозку сразу схватили.
— Кто? — побледнел Богаец.
— Немцы. Как из-под земли повылазили, будто ждали.
— Ну…
— Всех порешили.
— Сам видел?
— А як же. Бачив.
Несмотря на заверения Миколы, Богаец весь день сидел, как на иголках. Ждал, вот войдут ищейки Геллерта, возьмут его и поволокут к Стронге. От этой мысли окатывало холодным потом. Он не выдержал, сходил в буфет, хватил стакан коньяку. Немного отлегло. Осуждающе подумал о себе, напрасно трясется, никто, кроме него и Миколы, не знал, откуда взялся ящик с фарфором, обнаруженный немцами в возке. Может, пан Затуляк… и вашим и нашим служит? Но Затуляка уже трое суток нет в городе. Богаец сам взял посуду в хранилище и впервые своими глазами видел — его имущество на месте, хранится в подвале.
Вечером появился Геллерт, но один, без людей. Необычно расстроенный, удрученный. Перед «другом» плакался: снова его разнес Стронге. За что? Какие-то кретины неизвестно где сперли старинный фарфор и пытались вывезти из города. Оболтусы патрульные не смогли взять их чисто, в перестрелке половину фарфора разбили. За него и нагорело Геллерту. Видел бы Лео, как у Стронге тряслись руки и диким огнем горели глаза, когда он перебирал черепки.
Богаец облегченно вздохнул, позвал Геллерта в офицерское казино. Он не жалел марок, оба основательно «расслабились». Из многочисленных жалоб Геллерта на свою собачью должность Богаец выудил лишь то, что из города можно выехать по личному пропуску, выданному наместником, и по паролю, который он сам меняет два раза в сутки.
«Ну и хрен с ним, пусть тешится своими паролями», — притащившись в полночь домой, бессвязно думал Богаец, сунув голову под холодную струю из-под крана. Туго соображал, вспоминая разговор с Геллертом. Похоже, гестаповец не столь был пьян, сколько изображал. Между жалобами успевал спрашивать, правда ли, что господин старший Богаец, фатер Лео, владел имением, наполненным ценностями вроде музейных? Он отвечал, что стоит и сейчас особняк, когда-то принадлежавший культурной и богатой семье. Теперь это его имение, но оно пусто, как старый амбар. Трезвел не столько от холодной воды, сколько от того, что начал понимать, гестаповец «прощупывал» его.
Утром с больной головой Богаец, по приказу Стронге, с командой солдат и полицейских снова поехал по селам. Армия фюрера и сама Германия испытывала большую нужду в продовольствии. Перед выездом он получил конверт с паролем. На окраине часовые выпустили грузовики, лишь мельком взглянув в кузов. Тут ему стукнуло в голову: если бы он сейчас к двум автомашинам невзначай подстегнул третью? Со своим добром…
Мозгуй, гауптман, крепче. Не получилось бы так, что собственными руками передашь это добро господину Стронге и потом распростишься с жизнью.
29
К полудню девчата закончили мыться и прихорашиваться. Распогодилось. Тучи, еще утром плотными слоями висевшие над городом, разошлись. Брызнуло солнце. Ослепительной, режущей глаз белизной засиял недавно выпавший снег.
Возле бани толпились бойцы, дымили самокрутками, гомонили. Перед девчатами расступились, образовали живой коридор. Посыпались как в тот раз, когда Надя с Соней были в госпитале, шутки-прибаутки.
— Девочки-лапочки, долго моетесь. Мужики ожидаючи очереди замерзли.
— Румяны, чисты, не унесли бы вас сороки.
— Что ты, кореш, не дадим в обиду наших боевых подруг, наших девушек.
— Мы не ваши, — отмахивались девчата, хотя внимание было приятно.
Высокий боец, сдвинув шапку на затылок, залихватски подмигивал, пританцовывал разбитыми валенками, хлопал в ладоши, ударял себя по бокам, по коленкам.
«Только гармошки не хватает, — подумала Надя, с улыбкой поглядывая на расшалившихся бойцов. — Не знали, что первыми девчата моются, прихватили бы и гармошку».
Почему бы не развлечься, не сплясать, не пройтись с девчонкой под руку? Из какого огня вырвались, скоро опять в огонь. Многие части и соединения уже убыли на другие фронты. Надин полк отправился одним из первых. Все меньше и меньше оставалось войск в городе. Со дня на день ожидала отправки и снайперская команда.