Все, что мы когда-то любили

После больницы Эстер вновь стала бывать у них в доме. Анне казалось, что свекровь не может смириться с тем, что ее обожаемый внук никогда не поправится, никогда не сможет ходить, самостоятельно есть, принимать душ. Не сможет понимать то, что написано в книгах, общаться с другими детьми, ходить в школу. И еще куча всяческих «никогда», которые ей не давали покоя.

Эстер продолжала искать медицинских светил, читать медицинские журналы, писать письма врачам. Анна понимала: все бесполезно. То, чего они сумели достичь, – вершина. И на этой вершине им предстояло одно – удержаться.

Сидя у кроватки Мальчика, свекровь застывала, словно спала с открытыми глазами.

В ней больше и больше проявлялись различные странности – на вопросы она отвечала не сразу, отрывисто и часто невпопад, ела меньше, чем обычно, не обращая внимания на то, что лежит у нее в тарелке. И главное – Эстер окончательно потеряла интерес к своей прежней светской жизни: оборвала связи с подругами, перестала ходить в театр и радоваться нарядам, могла неделями ходить в одном платье, чего раньше с ней никогда не было.

У Анны рвалось сердце.

– Мальчик – это все, что я люблю на этом свете, – однажды сказала свекровь.

Анна принялась ее горячо убеждать, что есть Марек, прекрасный, здоровый, красивый и умный сын, что есть она, Анна, любящая ее искренне и нежно.

Но Эстер сказала, грустно улыбнувшись:

– Вы оба в моей любви не нуждаетесь. А Мальчик… Ему она необходима, как ты этого не понимаешь?

С Мареком все было по-прежнему. Он был нежен с Анной, приходя с работы, бросался к сыну и, кажется, стал наконец жалеть свою мать.

Ночами они разговаривали. Как всегда – обо всем. Он рассказывал ей смешные истории про коллег, про дурака-начальника, про немолодую, кокетливую, мечтающую выйти замуж секретаршу, про своих товарищей – словом, про все.

Анна слушала и думала: «А ведь где-то есть жизнь, сплетни, разговоры, шутки, походы на обед и на кофе, споры о политике, о книгах и фильмах. Люди планируют покупки, отпуска, путешествия. Ходят в гости и в театры – в общем, живут. Живут все, кроме меня, даже Марек и его мать. Даже у них есть что-то личное». Но тут же стыдилась своих мыслей и ругала себя.

Она жалела себя, еще как жалела! В сотый, в тысячный раз задавая один и тот же вопрос: почему? Почему это случилось именно с ними? Ответа по-прежнему не было. Только вспоминались мамины слова:

– У всех свои беды. Ты думаешь, мне было легко, когда не стало отца? Две маленькие девочки и я без специальности. Как жить, что делать? Я ничего не понимала. Но ничего, справилась – глажку брала на дом, ходила на уборки, много чего было, вспоминать неохота. Спасибо одной доброй женщине – посоветовала окончить курсы бухгалтеров, никогда ее не забуду. Знаешь, сколько я выла в подушку – так было плохо! Одиночество, Анна. Ничего нет страшнее. А у тебя есть Марек! И это ой как много, Аннушка! А тогда всем было несладко – война. Столько вдов, столько сирот…

Анна кивала:

– Я знаю, мама. Но у тебя были две здоровые девочки! А это немного другое.

Мама разводила руками.

Да, Марек был Анне другом. Самым большим другом. Опорой и помощником. Отцом, старшим братом, любимым, мужем – он был всем. Только перестал быть любовником.

Тонкое женское устройство. Не женское – материнское.

Однажды сестрица спросила:

– Слушай, Анна. А ты спишь с мужем?

От неожиданности Анна растерялась.

– А тебя это очень волнует? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Меня нет, – усмехнулась Амалия. – Это тебя, моя милая, должно волновать. Молодой и красивый муж у тебя, а не у меня!

– Все завидуешь, – вздохнула Анна. – Ну да, есть чему позавидовать…

– Да брось! – ответила сестра. – Завидую! Да, ты права – завидовать тебе было бы странно. Нет, Анна, я не завидую. Просто, прости, у него голодный глаз. Понимаю, тебе не до того и ты этого не замечаешь. А я-то вижу. Он и на меня смотрит, как голодная собака на кусок колбасы. Хотя у нас с ним отношения так себе, я знаю, что он меня не жалует. Это я так, по-родственному, предупреждаю, чтобы ты была осторожнее.

– По-родственному, – не сдержавшись, с сарказмом повторила Анна. – Ну да, ты же у нас красавица – самая сексапильная женщина Кракова! И самый аппетитный кусок колбасы!

Амалия пожала плечами:

– Ну смотри, дело твое. Просто все эти командировки, девицы… Сытый не устоит, а уж голодный…

Анна злилась на сестрицу, но понимала – права. И про командировки права, и про красивых девиц, которых вокруг было в избытке – польки всегда славились красотой. Только ей не повезло – красотой она не блистала. Да и никогда не считала, что это главное. Что делать, вот в чем вопрос… Изображать желание и страсть Анна не умела и считала это обманом. К тому же актрисой она была никудышной. Но над словами сестры призадумалась.