Все, что мы когда-то любили

В конце концов, если у него и бывают случайные связи, она это поймет. Конечно, ей лучше не знать! Но если узнает, точно простит! Простит, потому что чувствует свою вину. А если связь окажется неслучайной? Если он влюбится? Марек порядочный, честный и ответственный человек. Но мужчинам часто сносит голову от хорошего секса, это факт известный, и никто от этого не застрахован. Ну, если случится, значит, Анна его поймет и отпустит. Да, точно отпустит, не будет удерживать.

Правда, после того разговора с Амалией она стала внимательнее – присматривалась, даже принюхивалась: не пахнет ли от него другой женщиной? Заглядывала в глаза, наблюдала. Была уверена, что что-то заметит.

Но нет, ничего этого не происходило: муж по-прежнему приходил вовремя, минута в минуту, из командировок торопился домой и всегда возвращался с букетом цветов и коробкой конфет. У двери сжимал Анну в объятиях, зарывался в ее волосы, громко вдыхая их запах, и шептал, что соскучился. Вряд ли он был хорошим актером… А уж лжецом точно не был.

Ну и вообще тему эту она скоро оставила, мудро решив, что будет как будет. Не до того ей, проблем столько… справиться бы.

* * *

На завтрак Марек опоздал. Явился хмурый, небритый, насупленный.

Анна вопросов не задавала. Наверняка что-то в семье, а значит, не ее дело. И пусть он всегда говорит, что они самые близкие люди, ближайшие родственники и Анна его лучший друг, без спросу на его территорию она не ступала. Все так, да, родственники, друзья, и все же там давно другая семья. И она, Анна, не имеет к ней отношения.

Завтрак прошел в молчании.

Выпив кофе, Марек откинулся на спинку стула.

– Шира вывихнула ногу. Сильно. – Он снова нахмурился. – Идиотка! Сколько раз я ей говорил, чтобы не надевала высокие каблуки, но нет же, какое! Сама как пожарная каланча, а тут еще каблук в десять сантиметров, чтобы на мужиков смотреть свысока, – хмыкнул он, – точно тебе говорю!

– Брось, – ответила Анна, – женщина на каблуках – это красиво. Ноги здорово удлиняет. Впрочем, твоей жене удлинять ноги не надо, – улыбнулась она, – у нее и так все в порядке.

– С ногами да, – буркнул он, – а вот с головой… Плачет от боли и тут же кричит: у меня важное собрание, мне надо было выглядеть!

– Она молодая женщина, – мягко сказала Анна, – и ее это волнует, ты должен ее понять. Ну бывает, не повезло. Наложат шину или еще что-нибудь, возьмет болеутоляющее, отлежится пару недель. Отдохнет! Поспит, почитает. А тут и нога пройдет!

– Две недели? – он вытаращил глаза. – Ты шутишь?

Анна еле сдержалась, чтобы не рассмеяться:

– Как минимум.

Марек покачал головой:

– Нет, невозможно. Две недели, господи! Да я чокнусь за две недели! – И тут же хитро подмигнул: – Не-а, не чокнусь. Придумал – уеду к Йосе в кибуц, давно собирался, а все никак! А вот и причина! – И, облегченно выдохнув, довольный своим прекрасным решением, разулыбался.

– А ухаживать за больной супругой? Подавать ей чай, бутерброд, яблоко? Ты не прав! Некрасиво. Ты должен быть рядом. А к Йосе еще съездишь, сколько там ехать? Сорок минут?

Марек махнул рукой и посмотрел в сторону.

– Что ты вообще знаешь, – проворчал он, – чтобы судить…

– А я и знать не хочу, – рассмеялась Анна. – Это твой прайд и твоя территория!

В общем, похоже, они немного поссорились. Анна ушла к бассейну, Марек, кажется, в номер.

«Не все так спокойно в Датском королевстве, – думала Анна. – Шира человек сложный, с сильным характером. Мареку непросто. Но это его выбор и его семья. В конце концов, они прожили много лет, родили и вырастили двоих детей, и коней на переправе не меняют. Так что терпи, мой дорогой, у всех своя ноша».

Встретились в обед. Марек был по-прежнему раздражен, хотя изо всех сил и пытался это скрыть. Осталось два дня! Да и ссориться с Анной? Их ссоры – вернее короткие разногласия – можно было пересчитать по пальцам. Обычно они спокойно, без криков спорили – Анна и скандал вещи несовместимые, – и все, тут же забывали. Или сделали вид, что забывали. В сердце уж точно не оставалось ни обид, ни претензий. Только сожаление, что он ее расстроил.

Анна никогда не напоминала о разногласиях, в ее лексиконе не было слов «я была права, я тебе говорила, я предупреждала». Ей были чужды эти обычные женские штучки – укорить, подцепить, задеть и напомнить. Ни разу она не напомнила о его не очень симпатичных поступках или высказываниях.

Анна великий миротворец и примиритель, Анна за мир во всем мире, а уж в семье… Это она, Анна, научила его жалеть и прощать его несчастную мать.

Более миролюбивого и мягкого человека он не встречал. Миролюбивого, терпеливого и незлопамятного.

По крайней мере он не встречал. Правда, опыт, если честно, был небольшим. Но твердо знал – таких, как Анна, нет, не бывает.