Все, что ты только сможешь узнать

Ей было шесть лет – слишком мало, чтобы понимать, откуда берутся дети; но она несколько месяцев знала, что у матери в животе есть ребеночек. Никто не усаживал ее «для серьезного разговора», чтобы объяснить это; не было никакого бодро щебечущего объявления, никакого семейного сборища или торжественной трапезы, за которой ей объявили бы: «Ты скоро станешь старшей сестрой». У нее вообще редко случались длинные разговоры с родителями – с любым из них. Они вечно были на взводе из-за денег и небольшого принадлежавшего им бизнеса – магазина, в котором Синди тоже проводила большую часть того времени, когда не спала.

Когда она была совсем крохой, родители уехали в Америку вместе с ее сводной сестрой Джессикой. Джессике было почти двенадцать – значит, она была достаточно взрослой, чтобы приносить пользу, пока родители трудились, ставя на ноги семейный бизнес. Синди осталась в Корее с матерью отца; потом жила с другими родственниками на Гавайях. Она воссоединилась с родителями только тогда, когда ей исполнилось пять, так что в шесть лет она все еще продолжала знакомиться с матерью и отцом. Она знала, что они строги. Она знала, что они часто ссорятся. Она знала, что они трудятся с рассвета до глубокой ночи, точно белки в колесе.

Синди училась так же усердно трудиться, не поднимать головы, держать язык за зубами, делать что говорят. Перед началом уроков по утрам она помогала в магазине, разгружая товар, выкладывая его на полки, подметая полы, охотясь за земляными и пыльными катышками с перьевой метелкой. После школы занималась тем же самым, нередко задерживаясь в магазине вместе с родителями и сестрой до полуночи. Ее мир был очень мал: дом, магазин, школа, снова магазин. Ни выходных, ни каникул. «Да что это за семья-то такая?» – ворчала порой Джессика, но Синди еще не знала никаких других и пока не начала задаваться вопросами.

Годы спустя она сама не могла понять, как вообще узнала о материнской беременности. Может быть, Джессика сказала? Или она услышала эту новость от бабушки по линии матери, которая некоторое время жила с ними? Но, как бы это ни случилось, она понимала, что хлопот станет намного больше, поскольку о малышке надо будет заботиться. Синди надеялась, что сможет в этом помочь. Мысленно она рисовала себе малышку, спящую прямо в магазине, пока все остальные работают.

Ее мать всегда была миниатюрной, и ее живот, даже спустя несколько месяцев беременности, округлился едва заметно. Глядя на нее, невозможно было догадаться, что она ждет ребенка. Впоследствии Синди узнала, что мать туго бинтовала живот по утрам, прежде чем пойти работать. Синди не задавала вопросов, но каждый день гадала, сколько еще им придется ждать, пока родится ребеночек.

Однажды весной мать Синди взорвалась, наорав на нее за какой-то проступок; Синди так и не вспомнила, что она сделала такого, что спровоцировало родительницу. Вполне возможно, что ничего. Как всегда – особенно когда знала, что распекают ее несправедливо, – Синди опустила глаза и помалкивала, пока мать вопила. От возражений стало бы только хуже.

Когда она осмелилась поднять взгляд, мать тяжело опиралась на кресло, лицо ее было искажено от боли. Она больше не кричала. Что-то было не так. Прибежала бабушка, заохала, принесла нагретые пледы, чтобы приложить их к животу матери; но, похоже, это не помогло. Мать изо всех сил зажмурилась. Она часто и тяжело дышала, расхаживала по комнате; время от времени вскрикивала.

«Ребенок на подходе», – услышала Синди ее слова.

Живот у матери был слишком маленький. Малышке еще было не время рождаться. Несмотря на боль и страх, мать не хотела ехать в больницу: больницы и врачи стоят денег. Но когда наконец стало ясно, что ребенок ждать не собирается, она согласилась поехать.

Синди ждала дома. Ждать – это у нее всегда отлично получалось.

Когда родители вернулись домой без ребенка, они с Джессикой не знали, что и думать. А со временем Синди как-то проведала, что малышка умерла в больнице. Она не смела требовать подробностей. Ни тогда, ни в последующие годы. Она ощущала печаль и странную растерянность, когда думала о своей младшей сестре, но понимала, что не в том положении, чтобы требовать у мамы или папы объяснений. Они были ее родителями. Все, что она могла узнать, – это то, что они говорили ей сами.