Маргарета
. Я ухожу...Эва
. Папа.Анна
. Папа.Эва
. Скажи что-нибудь.Анна
. Защищайся!Хенрик
. Защищаться?Маргарета
. Ну да, защищайся от того, что, по ее представлениям, случилось тридцать лет назад!Хенрик
. От чего мне защищаться?Маргарета
. От нападок на твою мужскую честь.Хенрик
. Она сама справится.Маргарета
Анна
. Я не хочу мстить. Я хочу понять. Хочу понять, кто ты. Кто она, я знаю уже давно.Хенрик
. Я... вот такой.Анна
. После этого все может наладиться.Маргарета
. Ты думаешь?Анна
. Не знаю, но по крайней мере есть крохотный шанс.Хенрик
. Но я таков, каким ты меня видишь. Что я могу сказать о самом себе? Главное ведь то, как поступаешь, как себя ведешь в жизни... Мы скитаемся по этой планете и ничегошеньки не знаем. Стараемся быть лучше. У тебя или есть цель жизни, или ее нет, и тогда твоя жизнь не имеет никакого смысла. Но я совершенно спокоен, я сказал бы даже, в полном ладу с самим собой. Я никогда не испытывал особо сильных чувств. Или был вынужден отстранять их от себя.Маргарета
. Вряд ли ты когда-нибудь ставил серьезный диагноз своим пациентам.Хенрик
. Самое важное — это подход... А нужные слова найдутся... Если я пронес через всю жизнь какое-то чувство... наверно, это чувство скорби... а о нем говорить неловко... Нет, это не отчаяние... не тревога... Нет, именно скорбь... О том, как разрушается красота, гибнет изящное.Эва
. Ты о чем?Хенрик
. Обо всем... О маме... Это совершилось так быстро. Я не успел. Мы были так счастливы, понимали друг друга, и вдруг все разом исчезло.Маргарета
Хенрик
. Нет, тебя бы я узнал.Маргарета
. Если на ней была большая грязная кепка, это твоя мать.Анна
. А дальше что?Хенрик
Анна
. Папа... Я тебя люблю.Хенрик
. Это хорошо.Эва
. Я тоже.Хенрик
. Знаю, знаю.Эва
. И мама тоже.Анна
. Как хорошо, что мы любим друг друга.Маргарета
. А куда нам деваться?Анна
. Ты рад?Хенрик
. Возможно, я пил немного слишком... целеустремленно. Но не для того, чтобы уйти, а чтобы принудить себя самого... к порядку... чтобы держать жизнь под контролем... Чтобы не погибнуть. Я видел, что происходит с мамой, хотя, может, это было и не так ужасно, как ты описываешь, ты любишь преувеличивать. Страшно видеть, как твоя мать теряет рассудок, а ты ничем не можешь ей помочь. Иногда ее сознание совершенно прояснялось, и вдруг она говорила что-нибудь такое... потустороннее. А я был вынужден находиться рядом и говорить слова, которые могли помочь, или просто обнимал ее. Во время учебы мне с такими вещами сталкиваться не приходилось, помню только книги, лекции, и еще как однажды я взял напрокат скелет и поехал с ним домой, на седьмом трамвае, а пакет вдруг лопнул, скелет из него вывалился, и пассажиры подняли крик... Это был, наверно, самый забавный случай за все семь лет учебы, а вообще-то, нас муштровали, как в казарме... Я снимал маленькую холодную комнатушку на Эстермальме... Потом устроился на работу в Каролинскую больницу, познакомился с Маргаретой, она была студенткой, мама заболела... Я чувствовал, что придется выбирать между нею и Маргаретой... и я выбрал ее, тебя выбрал. Тут дело было не только в болезни. Она была талантлива. Как Анна. Живая, задорная, чуткая — она была точно маленький, полный жизни огонек.Маргарета
. Который все сжигает.Хенрик
. Чуткий огонек.