Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса

Маргарета. Если ты хочешь, чтобы отец стал раздеваться...

Хенрик. Поздно уже.

Маргарета. Я опьянела...

Анна. Что поздно?

Хенрик. Поздно возвращаться вспять... К нам... какими бы мы тогда ни были... (Пауза.) К моей матери, к местам, где мы были молоды, где все это что-то значило... Надо жить размеренной жизнью.

Маргарета. Если бы так.

Хенрик. Так много всего надо.

Маргарета. В моей памяти ты словно струйка дыма... на какой-то улице, в какой-то комнате... что-то светлое, быстро тающее, почти неуловимое...

Хенрик. Не помню.

Маргарета. А между тем мы сидим сейчас в прежней квартире, мы прежние люди — то есть ничего не изменилось, почти... только то, что дочери могут теперь обвинять...

Хенрик. Но все это кануло. Даже если что-то и произошло. Хотя хуже всего то, что как раз ничего не произошло.

Маргарета. Но это не кануло. Посмотри хотя бы на Анну — как она плачет, кричит, клянет. Ты никак не участвуешь ни в наших проблемах, ни в наших радостях, в тех немногих, что у нас есть...

Анна. И которые зовутся Эвой.

Маргарета. Ты всегда паришь в заоблачных высотах. (Анне.) Хватит соперничать! Я никогда не знаю, что у тебя на душе. Ты всегда носишь маску. Как тебя ни тряси... я не знаю, есть ли под ней кто-нибудь... кто живет, кому больно, кто что-то чувствует, чего-то хочет.

Хенрик. Ты что, хочешь, чтобы я тебя побил, повысил голос, грубил, валялся на полу, швырял книги, посуду, дрался?

Маргарета. Да, это лучше, лучше... Я бы не возражала.

Анна. А тебе самому никогда этого не хочется?

Хенрик. Нет. К сожалению, нет. Я бы сам себе казался смешным.

Маргарета. И вполовину не таким смешным, как сейчас, когда ты сидишь вот так... как пассажир. Встань, оторвись от своих трупов, горестей и уж не знаю от чего еще... Нельзя вот так просто слоняться... Надо иметь немножко воли, немножко... некоторый, как это называется... запал, хотя это противное выражение.

Эва. Ты хочешь сказать, курок?

Маргарета. Тьфу!

Анна. Точно, это она и хочет сказать.

Маргарета. Да нет же, мужское достоинство...

Анна. А это и есть курок. Ты же наверняка видела античные статуи с громадным взведенным курком, который указывает направление.

Маргарета. Не думай, что ты меня смутила, Анна, такие слова теперь ни на кого не действуют.

Анна. Очень жаль.

Маргарета. Я говорю о мужской решимости, о твердости, капельке отваги... И это вовсе не должно проявляться в грубости...

Эва. Мы понимаем, о чем ты.

Анна. Как ты можешь быть таким чудовищем?

Эва. Почему же ты вообще за него вышла?

Маргарета. Чудовищем? Мне приходилось раз за разом возвращать Хенрика к жизни, может, иногда не без твоей помощи. Но это было все равно что пытаться поднять с земли великана, я бегала вокруг, как лилипуты вокруг Гулливера, чтобы поставить его на ноги... а когда мне это наконец удавалось — хотя тут я немного преувеличиваю, — у меня уже не оставалось сил, чтобы понять, зачем все это было нужно.

Эва. Почему же ты вышла за него?

Маргарета. Потому что я... почему вообще выходят замуж... Потому что считала, конечно, что его люблю!.. Потому что я очень долго не хотела видеть, кто он на самом деле...

Анна. И потому он тебе так противен?

Маргарета. Нет, нет и нет!.. Он никогда не был мне противен. Никогда, никогда... Нет, я...

Анна. Презирала его?

Маргарета. Нет, и не презирала. Я не из тех, кто презирает.

Эва. Что же ты тогда чувствовала?..

Анна. Если вообще что-нибудь чувствовала.

Маргарета. Терпеть не могу это слово — чувствовать... У меня на руках был дом, двое детей, и я хорошо справлялась со своими обязанностями... Каждое утро, подтянутая, приходила на работу... А что я чувствовала... Это не ваше дело, да и не могу я этого сказать! (Пауза.) Я примирилась со своей судьбой, самой обыкновенной.

Анна. Точно. Теперь я припоминаю.

Хенрик(Маргарете). Ты понимаешь, что говоришь?

Маргарета. Понимаю, понимаю... (Короткая пауза.) Понимаю... Во мне нет горечи. Несмотря ни на что, мы прожили хорошую жизнь.

Хенрик. Ты говоришь, как о жизни теней... Почему это выпало именно нам?

Анна. Я припомнила все дурацкие шуточки на папин счет и еще припомнила эту поездку в Венецию, когда мы были маленькими...

Эва. Во Флоренцию.

Анна. Какая разница.

Эва. Это была Флоренция. Дивная поездка.

Анна. Если во Флоренции есть гондолы, значит, мне кто-то наврал. Посмотри на фотографию, где мама стоит на берегу канала и флиртует с гнусным типом, продавцом мороженого. Фотографию найдешь в альбоме. Мать только что не залезла ему в брюки.

Маргарета. О Господи...

Анна. А он еще вдобавок фотографирует.

Маргарета. Ты ведь знаешь итальянцев.

Анна. Он просто лапает тебя... Только что груди тебе не оторвал...

Маргарета. Тьфу, тьфу!

Анна(Хенрику). Ты что, не видел этого, хотя смотрел на них?