Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

1936. III.10–11. № 52. Соловки. Дорогая Аннуля, сегодня получил твое № 9 от 23.II. 1936, открытку А<лексея> И<вановича> и печатное (брошюру Вернадского) от Мика. Спрашиваешь о моем № 46.Это письмо, как и № 37, 42, 49 — маме. Напрасно ты думаешь, что твои письма раздражают меня, наоборот, но мне мучительно думать о твоих неприятностях и отсутствии радостей, потому и стараюсь внушить тебе лучшее использование жизни. Дело моей жизни разрушено, и я никогда не смогу и, кроме того, не захочу возобновлять труд всех 50 лет. Не захочу, потому что я работал не для себя и не для своих выгод, и если человечество, ради которого я не знал личной жизни, сочло возможным начисто уничтожить то, что было сделано для него и ждало только последних завершительных обработок, то тем хуже для человечества, пусть-ка попробуют сделать сами то, что разрушили. Как ни плохо, но все же кое-какая литература до меня доходит, и я вижу, что другие стараются около вопросов, мною уже проработанных, и мною одним, но вслепую и ощупью. Конечно, по частям и исподволь сделанное мною будет сделано и другими, но на это требуется время, силы, деньги и — случай. Итак, разрушением сделанного в науке и философии люди наказали сами себя, так что же мне безпокоиться о себе.

Портрет о. Павла Флоренского работы з/к Иванова Д. И.

Бумага, карандаш. 1935 г.

Думаю о вас. Конечно, я работаю, но уже над другим и второстепенным или третьестепенным: ни условия работы и жизни, ни возраст, наконец, ни душевное состояние не дают возможности обратиться к первостепенному. Достаточно знаю историю и исторический ход развития мысли, чтобы предвидеть то время, когда станут искать отдельные обломки разрушенного. Однако, меня это отнюдь не радует, а скорее досадует: ненавистная человеческая глупость, длящаяся от начала истории и вероятно намеревающаяся идти до конца ее. Но будет — о себе, это совсем не интересно. Портрет, посланный Кире, мне и самому не нравится¹. Но во-первых лучшего у меня не было, а во-вторых я полагал, что Кира в связи с ним мог бы вспомнить свои школьные годы.

Почтарские лодки. На веслах по шуге.

Почтовая карточка издания УСЛОН. 1929 г.

Впрочем, ничто не мешает положить этот портрет куда-нибудь в стол. — Хорошо, что ты заинтересовалась смыслом и происхождением географических названий: по ним можно вскрыть прошлое местности и нередко таким образом, т. е. по анализу названий, приходят к очень важным истор<ическим> и географ<ическим> выводам. В частности, франц<узским> историком Бераром написано двухтомное сочинение «Финикияне и источники Одиссеи»². Анализируя различные названия средиземноморских местностей, Берар отождествляет эти местности с описываемыми в Одиссее, доказывает удивит<ельную> точность описаний Гомера, фактичность их, составляет точную карту скитаний Одиссея и иллюстрирует ее многочисленными фотоснимками местностей. Кажущийся вымысел превращается в осязаемый факт. 1936.III. 13–14. Сегодня я закончил первую песнь «Оро», начал писать примечания. Сегодня же, в выходной день, художник³, который зарисовал меня в первый раз (то, что послано Оле), согласно твоему желанию, начал рисовать снова.

Пришлю в одном из последующих писем, т. к. надо еще закончить и закрепить карандаш. Если тебя этот рисунок удовлетворит, возьми его себе, если же нет, то передай Васе. Последнее время стоят солнечные дни, ночью морозы, но не сильные, днем когда как: то подтаивает, то несколько морозно. Но в воздухе, несмотря на снег, чувствуется что-то весеннее. Начинаю с завтрашнего дня ряд лекций по технологии и химии водорослей на курсах Иодных Мастеров. Остальное идет своим порядком, и нового сказать мне нечего. Разве только, что агар, получаемый нами, согласно нашим испытаниям, оказался доброкачественным и превосходящим японский, а равняющимся по качеству — американскому, если не выше его. Скажи Кире и Васе, что пишу им отдельно, в этом письме не помещается, а Кире надо написать много, по поводу предстоящей его работы. Собственно, надо бы написать неск<олько> тетрадей, т. к. это вопросы, которые я обдумываю десятками лет. Относит<ельно> печатания с кем-нибудь я считаю, что такой способ по ряду соображений самый целесообразный. Но то, что не закреплено в печати — неизбежно пропадает вовсе: наш век — не древние времена, когда сохранялись рукописи, да и тогда были «издательства», под диктовку размножавшие рукописи. Крепко целую тебя, дорогая. — Собираюсь написать М<арии> В<ениаминовне>, но все нет места; пока же передай ей мой привет и поблагодари ее за память. Я часто вспоминаю ее, хотя и не слышу никакой музыки. Еще раз целую тебя, всегда помню, даже без кашек и рязанской земли.

1. Автор портрета не установлен. Портрет см. на с.359.

2. Имеется в виду книга: Berard V. Les Pheniciens et I’Odyyssee. T.1, 2.Paris, 1902–1903.

3. З/к Иванов Д. И.

23 марта 1936 г., Кремль, быв. Кожевенный завод