Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

4. В воспоминаниях о. Павел пишет о своем детском ощущении тайны: «…наиболее достойным внимания и наиболее привлекательным было для меня явно иррациональное — то, чего я действительно не понимал и что вставало передо мною загадочным иероглифом таинственного мира» («Детям моим», с.83).

М. В. Юдиной. 19–20 апреля 1936 г., быв. Кожевенный завод

Дорогая М<ария> В<ениаминовна>¹, радостно узнать, что Вы бываете у наших и хотелось бы, чтобы это было почаще. Но печально, что Вы все не обретаете себя и живете в ломаных ритмах. Вероятно, во мне, от старости, все ярче выступают состояния и настроения моего детства, т. е. быть с Моцартом и в Моцарте. Но это — не надуманная теория и не просто эстетический вкус, а самое внутреннее ощущение, что только в Моцарте, и буквально и иносказательно, т. е. в райском детстве, — защита от бурь. Да, это трудно иногда, но за это надо бороться. Трудно даже технически. Вот, пишу здесь стихи для Мика, и чувствую, как стихии мира сбивают с простого и ясного и простецкого на острое, ломаное и мутное. Гораздо легче написать такое, что всеми будет признано интересным и недурным, чем слабое и неинтересное, но правильное по существу. Но я не хочу допустить capriccio, не хочу Шумана, не хочу ПРОИЗВОЛА: в закономерности — свобода, в произволе — необходимость. Недавно по радио (даже по радио, мне ненавистное!) услышал отрывок концерта из Моцарта. И всякий раз с изумлением узнаю снова эту ясность, золотой, утерянный человечеством рай. Мир сходит с ума и неистовствует в поисках чего-то, тогда как ясность, которая только и нужна, у него в руках. Буржуазная культура распадается потому, что в ней нет ясного утверждения, четкого да миру. Она вся в как будто, как если бы, иллюзионизм — ее основной порок. Когда субъект оторвался от объекта и противопоставился ему, все становится условностью, все пустеет и предстоит иллюзией. Только в детском самосознании этого нет, и таков Моцарт. Очень радуюсь, что Ваши руки оправились и могут делать свое дело. Читали ли Вы беллетристику Леонтьева²? Если нет, почитайте. В ней — утверждение миру, а русская литература редко не страдает обратным. Всего хорошего, будьте здоровы и радуйтесь.

1. Юдина Мария Вениаминовна (1899–1970) — пианистка, профессор Московской консерватории, близкий друг семьи Флоренских. Она не прервала общение с семьей после ареста и ссылки о. Павла.

2. Леонтьев Константин Николаевич (в тайном постриге монах Климент; 1831–1891) — русский мыслитель, писатель, публицист. Отец Павел Флоренский, вероятнее всего, имеет в виду самые известные его беллетристические произведения — «восточные повести» и роман «Одиссей Полихрониадес», изданные в 1876 году в трехтомнике под названием «Из жизни христиан в Турции». В книге «Столп и утверждение истины» (1914) о. Павел упоминает Леонтьева. Уже в то время он был знаком со многими друзьями, учениками Леонтьева и его окружением в последние месяцы жизни в Сергиевом Посаде: о. Иосифом Фуделем, поэтом и филологом A. А. Александровым, писателем, философом и публицистом B. В. Розановым (другом Константина Николаевича по переписке в последний год жизни), будущими митрополитами Трифоном (Туркестановым), Антонием (Храповицким) (в год смерти Леонтьева он был ректором МДА) и другими. В близкий круг общения о. Павла входили почитатели и исследователи творчества Леонтьева, в частности С. Н. Дурылин, написавший в 1920–30 годах ряд работ о Леонтьеве, оставшихся неопубликованными, а в 1935 г. опубликовавший с подробными комментариями его записки «Моя литературная судьба». Письмо о. Павла жене от 10.02.1936 свидетельствует, что он был знаком с рукописями Леонтьева. Виздаваемом в МДА журнале «Богословский вестник» в 1910-е годы (в том числе в пору редакторства о. Павла) были впервые опубликованы многие письма и несколько произведений Леонтьева.

27–28 апреля 1936 г., быв. Кожевенный завод