Всё это про любовь(СИ)

Я решила, что это хорошее название для статьи: "Падший человек". В этом слове есть осуждение, есть история. История падения. Собственно, эту историю мне хотелось написать.

*

Отделение милиции очень напоминало детский садик. Заборчик из сетки-рабица - чтобы детишки не разбежались, дворик, четыре лавочки в квадрат. Посередине стол. Рядом клумба с отцветающими тюльпанами. На клумбе грибочки - надетые на пеньки тазики красного и желтого цвета.

На лавочке сидел старшина. Если бы не он, я бы прошла мимо. Потом заметила флаг над входной дверью, золотую табличку. Государственное учреждение.

- Здравствуйте!

Старшина сделал под козырёк. Я показала удостоверение, спросила, как мне найти следователя. Старшина махнул рукой на входную дверь:

- По коридору налево. Не промахнётесь.

Вот и все формальности, изумилась я. "Не промахнётесь". К нам в редакцию проникнуть сложнее - у нас вахтёрши въедливые. Не от злости, конечно, от страсти к общению. А может и от любви к своему делу. Любовь она бывает разная.

Вторая дверь была открыта настежь. Я подошла, стала в проёме. Без звука - глупо стучать, когда двери распахнуты. За столом сидел мужчина, в рубашке. Пиджак висел на спинке стула. Мужчина что-то писал, очень старался. Он склонил голову, и я видела его лысеющую макушку. Кашлянула, мужчина поднял на меня глаза. Думаю, я бы подпрыгнула на стуле от такого внезапного появления. Он - даже не удивился.

- Вы ко мне?

Я представилась, навала газету и показала удостоверение. Он долго рассматривал мою фотографию, будто стеснялся посмотреть на оригинал.

На тумбочке у окна стоял горшок с цветком. Что-то похожее на драцену или на маленькую финиковую пальму. Про цветок часто и надолго забывали - все листья усохли и лежали на земле. Потом вспоминали и начинали отпаивать беднягу водой. Сейчас была именно такая весна - на макушке появилась зелёная поросль. Я подумала, что и в жизни так часто случается: мы про кого-то забываем... или забывают про нас. Потом спохватываемся, охаем, хватаемся за голову. Главное не опоздать с раскаяньем. "А цветок, судя по всему, приспособился". У растений чаще бывает весна, вёсны для них - привычное дело. Это люди шалеют.

- Что вы хотите?

- Хочу на море, лежать на песке и пить пина коладу.

- Что это?

- Понятия не имею. Название красивое.

- Зачем же вы её хотите? - Следователь искренно удивился.

Я поняла, что шутка не прошла, и нужно вернуться на исходную позицию, в точку, где всё очевидно:

- Я журналист. Приехала по заданию редакции. У вас произошло изнасилование. Я должна, - акцент, - написать об этом статью.

- Пишите.

Он подвинул мне ручку и бумагу. Я посмотрела недоумённо: "Разыгрывает? Или вправду дурак? Емелюшка. Тогда где печь?" Печи в комнате не было.

- Мне нужны материалы.

Из сейфа он достал папочку на тряпичных завязках, сунул мне в руки: "Здесь всё".

- А ещё лучше, если вы своими словами введёте меня в курс дела.

Он понял, что от меня не отделаться, пошел поставить чайник. Развернул бумажный пакет, вынул бутерброды, яблоко, несколько печенюшек. Печенье потрескалось и покрыло яблоко бархатной крошкой. "Решил пообедать, чтоб время зря не пропадало, - сообразила я. - Практичный. Точно не дурак".

- Рассказывать особо нечего. Молодые, - он произнёс это слово, как оправданье. А я подумала, что возраст, как раз, отягчающее обстоятельство. У молодого вся жизнь впереди, а значит, он может натворить много бед. - Выходные. Поехали на речку. Выпили, закусили... Быть может плохо закусили или лишку выпили. Полезли купаться. Разделись. Тут уж до греха - один шаг.

Он предложил мне бутерброд, я взяла яблоко. Вытерла его платком.

- Для начала, давайте познакомимся. Как меня зовут, вы знаете. А вы?..

- Рудня Олег Сергеевич.

- По званию?

- Это зачем? Допустим капитан.

Я так и записала в блокноте: Допустим-капитан.

- Как фамилия насильника?

- В протоколе всё написано. Потерпевшая - Светлана Насонова. Двадцать четыре года. Незамужняя. Подозреваемый - Плотников Александр Фёдорович. Тридцать восемь лет, разведён. Детей нет. Что-то ещё?

Наконец-то следователь Рудня посмотрел мне в глаза. "Ни черта ты не понимаешь, девочка!" - прочла я в этих глазах и обиделась. Неправда ваша, кое-что я понимаю лучше тебя, товарищ допустим-капитан.

- Как мне поговорить с Плотниковым? - тон ледяной, взгляд колючий. - Он в камере?

- Почему в камере? - Рудня оторвал листок календаря, что-то на нём записал. - Вот адрес. Только сейчас, - он посмотрел на чалы, - он занят. Сегодня вообще-то не приёмный день.

"Что происходит? При чём здесь не приёмный день? Кого он собирается принимать?" Я вышла на улицу немного ошарашенная. Солнце стояло в зените, небо... "Какое небо голубое, - пел репродуктор, - мы не сторонники разбоя". Подошел старшина, спросил, как дела. Я ответила, что всё в норме. Старшина смутился и попросил не давить на него.

- На кого? - уточнила я.

- На Рудню. Беда у него.

Милиционер сконфузился ещё сильнее и отошел. Я почувствовала, что теряю ориентацию в пространстве: насильник на свободе, а меня просят не давить на следствие. "Или в славном городе Илавецке так принято?"