Читаем Всё это про любовь(СИ) полностью

- Ничего, - он пожал плечами. - Выпили, закусили. Подурачились. Так себе собантуйчик, ничего особо интересного. Публика в основном старпёры. Вялые, как маринованные огурцы.

- Подробнее. Особенно после заката.

- Да не помню я! Чо такого? Этот здоровый... лохматый...

- Илья Ильич.

- Во-во, он шашлык пожарил. Выпили мадеры пару пузыриков. Кто-то бутылку старки принёс. Водка была.

- Что случилось после гадания?

- Покурили, - глаза Вадика забегали. - Какой-то шустрый пегас травку свернул. Я дёрнул разок - чепуха, ни в одном глазу. Потом мы с Маринкой пошли купаться, вода - парное молоко. Остальные... тоже что-то делали. А! вспомнил! В медный жбан записки пихали.

Я теряла терпение. Этот человек даже не понимал (или не хотел понимать) к чему привела его шутка. "И нужно ли считать это шуткой? Вполне возможно есть соответствующая статья".

- Травку свернул не какой-то "шустрый пегас", а вы. - Я ткнула ему пальцем в грудь. - Из-за вас была изнасилована девушка, из-за вас талантливый врач сядет в тюрьму. Из-за вас... - я задохнулась. - Это вы хотя бы понимаете, мерзкий человек!

Я порядочно разозлилась, и готова была растерзать этого... клоуна!

- Да брось ты! Чо такого? Из-за пары затяжек волну гнать? Изнасилование! Ха! Ерунда! - Он отодвинул мой палец с пренебрежительным выражением. - Я сразу догадался, что ты не из милиции. Очень ты эмоциональная для следователя. Как зовут тебя, голубка?

Притворяться дальше было глупо.

- Евгения.

- Какое изнасилование, Женёк? Думаешь через Светкину койку мало мужиков проползло? Ха! Я таких девиц издалека вижу. Им главное, чтоб было красиво. Чтоб мужик блестел, как ёлочная игрушка - таких они предпочитают.

- Вы, кажется, неправильно понимаете значение слова "насилие".

- А ты? Ты правильно его понимаешь? - Вадик откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя в своей тарелке. - Хочешь расскажу историю насилия? - Чуть приоткрыв рот, он провёл языком по губам. Вероятно считал это привлекательным. Меня передёрнуло. - Я до семнадцати лет девственником прожил. Щупленький был, страшный. Вся рожа в прыщах. - Он коснулся руками лица, будто умылся. - Я и сейчас-то не красавец, а тогда... Но сейчас я плюю на баб. Плюю на ваше племя и презираю, потому, что знаю вашу сучью сущность. Вижу вас насквозь!

Мне было семнадцать, я был страшен, как смертный грех. Учился в цирковом училище. Один в чужом городе, из знакомых, только сосед по комнате в общежитии. По ночам я подрабатывал, чтоб у матери на шее не сидеть. Красил урны.

- Что красил?

- Урны. Металлические бачки для мусора. Берёшь таких, штук... двадцать. Одну в одну вкладываешь, переворачиваешь всю стопу. Получается пирамида - до потолка. И начинаешь красить. Сперва первую, потом её снимаешь, следующую красишь, следующую. Усекла? Пока до пола дойдёшь - первая уже высохла. На ней орнамент выводил.

- Зачем?

- Люблю, когда красиво. Даже девиз себе придумал: "Красивая урна делает жизнь прекраснее".

"Эстет, мать твою", - подумала я.

- Раз заходит в помещение женщина. Под утро уже, часов в пять. Толстая такая баба, дородная. Губы алые, грим на лице густым слоем. Что-то спросила, я уже не припомню что, а сама косит на меня глазом. Хитро так косит, зазывно. У неё юбка - чуть шире солдатского ремня. Задницу не прикрывает.

Это и была моя первая женщина. На урнах я её... того. Потом она встаёт, поправляет юбку и говорит: "Это хорошо, что пятна краски остались. Будут улики". Какие улики, спрашиваю, а у самого коленки трясутся. Ты ж сама хотела. А это не важно, Вадик. Имя моё откуда-то узнала. Может я сам сказал. Мне, говорит, пятнадцать лет. И тебе дадут пятнадцать лет, за растление несовершеннолетней. И хохочет радостно, заливается.

Отдал я все деньги, что у меня были и даже в общагу сбегал за заначкой. Только чтоб она заявления не писала. Вроде бы разошлись полюбовно.

Потом, через неделю примерно, лежу я на голой сетке - матрас на рынке продал, - слушаю, как в желудок поёт, и думаю: "Развели тебя, Вадя, как лоха последнего". Сообразил я, в чём секрет фокуса.

Нашел эту девицу, прижал к стенке. Оказалось она действительно пятнадцатилетняя, и этим фактом пользуется. Не первый я у неё оказался.

Что ж ты, говорю, делаешь? Тебя же на перо поставят. Тебе свидетель нужен, и соучастник!

Стали мы работать вместе. Со студентами уже не связывались, зачем мелочиться? Выбирали состоятельных клиентов. В нужное время она подавала знак, и я "случайно" появлялся на глаза - заставал парочку врасплох. Она, конечно, в слёзы. Упрёки, угрозы. Мужик в панике, готов отдать любые деньги только, чтоб ноги унести.

Один идиот привёл мою толстуху к себе домой. Так мы этого мужика полгода потом "доили". Его колотить начинало, когда её видел.

Вадик замолчал. Взял колоду карт, перетасовал. Поставил руку над колодой, сосредоточился - выползла одна карта. Джокер.

- Что потом? - спросила я.

- Через год мы расстались. Мне учиться надо было, а ей... я не знаю. Я так и не понял, чего она добивалась. Говорила, что любовь ищет. Найду, говорит, мужчину своей мечты, и составлю его счастье. Больная была на голову. Полоумная.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука