Все это время

В течение всей зимы я каждое субботнее утро иду на могилу Кимберли, кладу на надгробие синие тюльпаны, потом звоню Сэму по «Скайпу», и мы разговариваем. Постепенно становится теплее, и вскоре я уже иду не по сугробам, а под апрельским дождем.

Мои дни расписаны по минутам: встречи с Марли, стажировка в «Таймс», занятия на курсах журналистики в местном колледже – я как будто моргнул, а когда открыл глаза, оказалось, что на дворе уже весна.

Вскоре на улице уже май и двадцать три градуса тепла, а парк заполняется бегунами в майках, шортах и солнечных очках – люди ведут себя так, будто уже наступило лето.

Я ставлю на место последний складной стул и потягиваюсь, плечо немного ноет после длительного перетаскивания мебели. В последний раз окидываю взглядом этот класс на свежем воздухе, который всё утро обустраивал, убеждаюсь, что ряды идеально ровные, и довольно киваю. Через несколько минут начинают приходить детишки, но учительница…

Как в воду канула.

Окидываю театр боевых действий пристальным взглядом, высматривая, не мелькнет ли где желтый цвет. Замечаю желтую юбку – ее владелица нервно расхаживает взад-вперед перед прудом, а за ней топает маленькая банда уток.

Выхватываю из сумки лежащую там желтую розу сорта «дорис дэй» и отправляюсь туда, по пути слегка поправив нарисованный от руки плакат «КАК РАССКАЗАТЬ ИСТОРИЮ» (никогда бы не подумал, что у меня получится такая аккуратная надпись). Когда я подхожу, утки дружно поворачивают головы и смотрят на меня. Бормочу извинения, утки расступаются передо мной, и вот я наконец добрался до Марли.

– Привет, – говорю я, беря ее за руку. Она глядит на меня огромными от ужаса глазами. – У тебя всё получится.

Марли испускает страдальческий вздох: очевидно, мне не удалось ее убедить.

– И как это ты подбил меня на такую авантюру?

– Ты – лучшая рассказчица из всех, кого я знаю, – искренне говорю я. – Ты справишься.

Марли смотрит на меня недоверчиво, но я совершенно уверен: всё пройдет отлично. Я лучше всех знаю, какая Марли замечательная. Каждый день она открывается мне всё больше и всё больше становится собой.

И вот сегодня она поделится своими талантами не только со мной, но и с другими людьми. Мы с ней говорили об этом с тех пор, как она позволила мне прочитать ее истории.

Протягиваю ей розу, которую до сего момента прятал за спиной, и наконец-то вижу на ее лице проблеск улыбки.

– Мой любимый цвет, – говорит она, принимая цветок. Потом добавляет: – Я так люблю…

Вспоминаю, как она точно так же осеклась в ночь на Хеллоуин.

– Ты говоришь обо мне или о розе?

Улыбка Марли становится шире, она сжимает мою руку.

– И о тебе, и о розе.

Взявшись за руки, мы направляемся к тенту, под которым Марли будет вести занятие; почти все места заняты нетерпеливыми учениками с блокнотами и ручками. Старая школа. Ни ноутбуков, ни планшетов. Все будут конспектировать на бумаге, как это делает Марли.

Я проследил, чтобы заметку об этом мероприятии включили в колонку бесплатных объявлений, и Скотт был любезен, что опубликовал ее в «Таймс» две недели назад, поскольку он изо всех сил пытается уговорить меня остаться на следующий семестр.

Целую Марли в щеку и сажусь на свободный стул, а она идет на учительское место, и на нее смотрит море глаз. Девушка замирает, и я задерживаю дыхание, мысленно прошу ее поскорее начать говорить, а в глубине души кричу: «Ты справишься, Марли!»

– Что, – наконец начинает она, глядя мне в глаза, – нужно прежде всего, чтобы рассказать историю?

– Персонажи? – подает голос девочка в первом ряду.

Марли поворачивается к девочке и улыбается.

– Персонажи, безусловно, важны, – кивает она. – Но они приходят уже потом. Что еще?

Кто-то выкрикивает:

– Действие?

С заднего ряда кто-то кричит:

– Идея! Идея! Нужна идея!

– Да, – взволнованно отвечает Марли. – Нужна идея. – Она на секунду умолкает, глядя мне в глаза. – Нужна мечта.

Я быстро окидываю взглядом толпу, смотрю на всех этих учеников средней школы, ерзающих и подпрыгивающих на стульях.

Марли великолепно справляется – как и ожидалось. Я ни секунды не сомневался, что у нее всё получится.

С трепетом наблюдаю за уроком.

С каждой минутой Марли говорит всё увереннее, всё больше и больше напоминает ту Марли, которую я знаю и люблю, вырывается наконец из своей раковины и являет себя миру; ее энтузиазм вдохновляет всех присутствующих рассказать историю, которую они хотят рассказать.

По окончании урока девушку настигает небольшая толпа детей: все задают ей вопросы, выражают надежду, что в будущем она проведет еще одно занятие.

Я глотаю таблетку обезболивающего и, улыбаясь, начинаю убирать стулья.

Плечо болит, и всё такое, но это того стоило.

Когда я заканчиваю, а последний школьник уходит из парка, неся блокнот под мышкой, кое-кто подкрадывается ко мне со спины и крепко обнимает.

– Это было потрясающе, – бормочет Марли мне в плечо.

– Ты была восхитительна, – говорю я, поворачиваюсь и целую ее, привычно обнимаю за талию. – Мы должны отпраздновать. Сделать что-нибудь веселое.

– Например? – спрашивает Марли, нежно касаясь моей щеки кончиками пальцев.

– Что угодно! – выпаливаю я.