Прежде всего я должен пояснить уважаемому суду, что Антуан Франсуа Дарю был парижским бакалейщиком. Он вступил в переговоры с некоей мадам Де Ля Мотт о покупке у нее загородного поместья, а во время личной встречи отравил ее и ее шестнадцатилетнего сына. После этого он завладел ее имуществом.
Эдме Кастен, французский врач, подружился с двумя богатыми братьями-юристами по фамилии Бале, склонил их к тому, чтобы они назначили Кастена своим наследником и отравил ацетатом морфина.
О недавних громких процессах над этими отравителями (оба были приговорены к смертной казни) говорил тогда весь Париж. С этим и связано упоминание их имен в статье.
Как вы видите из тона данной статьи, в ней просто перепечатывается некая сплетня, помещенная в других газетах. Непонятно, как мог г-н Пушкин поверить ей, как установленному факту. Тем более, что в том же апреле 1824 года и в том же издании появилось опровержение, подписанное Зигизмундом фон Нойкомом, знаменитым венским композитором, пианистом и дирижером, между прочим, очень близким к семье Моцарта. Вот его текст:
«Многие газеты повторяли, что Сальери на смертном одре признался в ужасном преступлении, — в том, что он был виновником преждевременной смерти Моцарта, но ни одна из этих газет не указала источник этого ужасного обвинения, которое сделало бы ненавистной память человека, в течение 58 лет пользовавшегося всеобщим уважением жителей Вены. Долгом всякого человека является сказать то, что ему лично известно, поскольку речь идёт об опровержении клеветы, которою хотят заклеймить память выдающегося человека».
Невозможно предположить, чтобы это опровержение для Пушкина, следившего за данным изданием, осталось незамеченным. Скорее всего, писатель не вдавался в размышления о том, правда это или нет. Он увидел здесь сюжет, который заставил бы размышлять других о волновавших его самого темах. Например о том, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». Или о том, что рассудочное, рациональное искусство, хотя бы оно и отличалось высоким мастерством, не идет ни в какое сравнение с гениальным творчеством, которое всегда плод вдохновения.
К тому же в России существовал тогда настоящий культ Моцарта. И собственно фигура Моцарта, творившего легко, изящно, вдохновенно, была необычайно близка Пушкину — таков был и он сам.
Большое спасибо, д-р Соллертинский. Вы многое нам прояснили.
Во время перерыва в адрес суда поступило письменное ходатайство г-на защитника, который просит суд включить в число свидетелей г-жу Хайбль. Суд, посовещавшись, определил, что данная свидетельница может пролить свет на некоторые обстоятельства, важные для судебного следствия. Поэтому ходатайство решено удовлетворить. Г-н секретарь, возможно установить связь со свидетельницей?
Да Ваша честь, все готово.
Свидетельница, назовите, пожалуйста, ваше полное имя, дату и место рождения, профессию.
Я Мария София Хайбль, урожденная Вебер, родилась 17 октября 1763 года в г. Целль, по профессии оперная певица.
(Разъясняет свидетелю его права и обязанности.) Свидетельница, вы родная сестра потерпевшей г-жи Моцарт. Обязан напомнить вам, что вы имеете право не давать показания, направленные против нее или других близких родственников. С обвиняемым Сальери вы не находитесь в родственных или свойственных отношениях?
Нет, ваша честь.
Суду известно, что вы ухаживали за своим зятем г-ном Моцартом во время его болезни и были свидетельницей его смерти. Расскажите о ваших наблюдениях.
Я была тогда не замужем и жила в Вене у сестры Цецилии. Когда мой зять заболел, я переселилась в квартиру Моцартов, а последние две недели практически неотлучно находилась при моем больном зяте. Его болезнь началась с опухолей на руках и ногах, которые были почти полностью парализованы. Позже начались внезапные приступы рвоты, а тело опухло до такой степени, что он уже не мог сидеть в постели и двигаться без посторонней помощи. Я замечала, что Моцарт постепенно слабел, а еще больше от обильных кровопусканий.
Когда мой зять умер глубокой ночью 5 декабря, моя сестра была в совершенном отчаянии — она бросилась на постель рядом с мужем, чтобы заразиться той же болезнью и умереть вместе с ним. Ее немного утешил пришедший вскоре после этого барон ван Свитен, который настоятельно посоветовал моей сестре переселиться на некоторое время к друзьям.