Г-н Пухберг ответил на письма серией ссуд размером от 30 до 300 флоринов на общую сумму около 1400 флоринов. Большую часть этой суммы муж не успел возвратить заимодавцу, так что это вынуждена была делать я. Тяжелое материальное положение вынудило меня организовать вместе с сёстрами Йозефой и Алоизией несколько концертных туров, где исполнялись произведения Моцарта, а позднее даже продать рукописи его произведений.
Г-жа Моцарт, при просмотре писем вашего мужа к г-ну Пухбергу мне бросился в глаза тот факт, что Моцарт в них называет своего адресата то на «ты», то на «вы». Обратили ли также на это внимание?
Да, обратила.
А как вы это объясняете?
Я предполагаю, что в тех случаях, когда мой муж обращался к г-ну Пухбергу как к своему богатому покровителю и хотел подчеркнуть свое к нему уважение, он говорил «вы». А когда он говорил о своих дружеских чувствах и взывал к таким же г-на Пухберга, он говорил ему «ты». Ведь оба были масонами, более того, членами одной и той же ложи. Как мне известно, у масонов не принято обращение друг к другу на «вы».
Есть ли у участников процесса вопросы к потерпевшей. Г-н прокурор?
Потерпевшая, нам известно, что вы лишь в 1808 году, через 17 лет после смерти вашего мужа, и то по настоянию писателя и дипломата г-на фон Гризингера, посетили кладбище Св. Марка, где покоится прах вашего мужа. Почему так произошло?
Я знала, что вряд ли найду могилу мужа. Погребение по третьему разряду не разрешает помещать на могиле крест или памятник, а памятная надпись размещается у кладбищенской ограды. Я и тогда ее не отыскала. Насколько мне известно, до сих пор точное место захоронения Моцарта никем не найдено.
Как вы считаете, мог ли обвиняемый испытывать зависть к вашему мужу?
Почему же нет? Я вполне допускаю это. Ведь премьеры последних опер Моцарта — «Дон Жуан» и «Волшебная флейта» прошли с огромным успехом, какого у г-на Сальери в то время не было.
Вы говорили в своих показаниях на предварительном следствии, что заказчиком Реквиема предположительно является обвинямый. Вы и сегодня предполагаете это?
Я, конечно, не имею каких-то доказательств. Г-н Сальери действительно, казался в отношении моего мужа и нашей семьи дружелюбным и доброжелательным. Но все знали о дипломатических способностях и артистизме г-на Сальери. И я не исключаю, что благодаря этим своим качествам он тщательно скрывал свои намерения, которые заключались в том, чтобы таким таинственным заказом выбить моего мужа из душевного равновесия и ввести его в состояние депрессии. Впрочем, повторяю, это только мое и некоторых других людей предположение.
Если у г-на прокурора нет больше вопросов к потерпевшей, то есть ли они у г-на защитника?
Г-жа Моцарт, не могли ли бы вы охарактеризовать отношения между вашим мужем и обвиняемым?
Я мало что могу добавить к тому, что сказал г-н Сальери. Действительно, между ними отношения были (или казались) ровными и доброжелательными, как между людьми, испытывающими друг к другу взаимное уважение. Хотя близкими друзьями они и не были, но иногда встречались. Чаще всего это были деловые встречи — они иногда помогали друг другу или консультировали один другого в вопросах композиции. Чаще это делал г-н Сальери, так как он слыл большим авторитетом в вопросах контрапункта и, особенно, вокала. Даже я, будучи оперной певицей, не могла дать мужу тех советов насчет вокала, какие давал г-н Сальери. Я редко слышала, чтобы они хвалили музыку друг друга, но иногда такое случалось. Например, Моцарту очень нравилась опера г-на Сальери «Тарар». В свою очередь г-н Сальери весьма одобрительно отзывался об опере моего мужа «Волшебная флейта».
В распоряжении стороны защиты имеется письмо вашего мужа к вам в Баден от 14 октября 1791, написанное после представления «Волшебной флейты», куда Моцарт пригласил г-на Сальери вместе с его ученицей певицей К. Кавальери.
«Ты не можешь себе представить, как оба были любезны, — как сильно им понравилась не только моя музыка, но либретто и всё вместе. — Они оба говорили: «Опера достойна исполняться во время величайших торжеств перед величайшими монархами», — и, конечно, они очень часто смотрели бы её, ибо они ещё никогда не видели другого более прекрасного и приятного спектакля. — Сальери слушал и смотрел со всей внимательностью, и от увертюры до последнего хора не было ни одной пьесы, которая не вызвала бы у него восклицания bravo или bello(мило)».
Вы подтверждает подлинность этого письма?
Да, я хорошо помню это письмо.