Все имена богини

- Всё равно пакость, - сказал он наконец. - Что угодно, только не это.

- Стереть? - с показной готовностью спросил Алексей. - Или на всякий случай сохранить?

- Как хочешь. В наше время за хранение порнухи знаешь, что было?

- В ваше время её не столько хранили, сколько подбрасывали при арестах. Порнуху, Библию и Солженицына... Так стереть или нет?

- Сам решай. Ты спец по рекламе, не я.

- Тогда я сохраню. - решил Алексей. - Наши богатенькие клиенты часто и охотно смотрят эти картинки, - объяснил он. - И тем охотнее, чем они пакостнее. В рекламе достаточно дать тончайший намёк, одной-двумя случайными линиями. Якобы случайными. И клиенты будут пялиться в рекламу, сами не понимая, зачем.

- Фрейдист! - сыронизировал шеф.

- Да нет, - возразил Алексей. - Какой я фрейдист. Я спец по рекламе...

На этом практическая дискуссия с начальством была завершена. Алексей сохранил картинку в каталоге с ягодицами и прочими частями тела и уже собирался закрыть каталог, но неслышно подошедший со спины Тимофей Крепкодатый сказал ему в ухо - и даже не сказал, а выдохнул напряжённо и хрипло:

- Подожди... Дай, я ещё раз...

- Неужели ни разу не видел?

- Наоборот... - снова не сказал, а выдохнул Тимофей.

Алексей пожал плечами и вернул картинку на экран.

- Она - шо?.. - спустя две-три секунды продышал Тимофей. - Она сюда фотографируется?

Алексей удивлённо оглянулся. Тимофей Крепкодатый остановившимся прозрачным взглядом смотрел поверх монитора на Серую Мышку.

- Собственно, почему ты так решил? - осторожно спросил Алексей. - Ведь здесь нет лица. И вообще ничего выше пояса.

- Шо мне лицо, если я жопу вижу.

- Ну и что? - удивился Алексей. - Две... гм... задницы могут быть очень похожими друг на друга. Как две задницы. Ты не находишь?

- Не надо, - продышал Тимофей. Очень твёрдо продышал, хотя уже и не так уверенно. - Тут не только жопа. И ноги у всех по-разному растут... Ладно, спрячь... - И он бесшумно сгинул, чтобы спустя мгновение снова объявиться за столом, рядом с мясом и тониками...

* * *

Потом Алексей приходил к Любе домой почти ежедневно, как на работу, не ту работу, за которую платят, а ту, для которой живут. Труднее всего было объяснить это Марте, но Алексей справился. Он почти не соврал, сказав ей, что нашёл студию - далеко, ненадолго и не сказать, чтобы хорошую, зато - даром, и нужно успеть сделать как можно больше, пока не вернулись хозяева... Марта поверила. Она всегда верила ему и верила в него, и считала его настоящим большим художником - в отличие от самого Алексея. Она жадно рассматривала все его эскизы, ища и находя в них признаки гениальности... Она была женщиной, и не просто женщиной, а любящей и любимой, и, к тому же, слабо разбиралась в живописи.

Эскизов было много, очень много, и с каждым днём их становилось всё больше, планшет Алексея распух от испорченной терпеливой бумаги, от бездарностей и банальностей. Он работал как проклятый, но ни одну из работ не мог довести до конца. Каждый раз ему казалось, что вот сейчас получится, ещё чуть-чуть - и не останется никакой загадки. И всегда чего-то не хватало, что-нибудь мешало, что-то было не так. Слишком рано случался закат. Горланили за стенкой пьяные соседи. Пропадал куда-то самый нужный именно в этот момент карандаш. Саму Лизу вдруг вызывали на вахту общежития, к телефону, потому что звонил шеф с очередным своим безотлагательным "ЦУ". Перегорала лампочка...

Однажды, это было в середине ноября, он остался у Лилит на ночь, чтобы дождаться рассвета, каких-то особенных красок, неожиданных полутонов, которые наверняка подарит первый снег. Они спали, как Тристан и Изольда, плечом к плечу, и между ними, невидимый, лежал обнажённый меч. Алексей поднялся с первыми лучами солнца, мягко отразившимися от бело-розовых крыш, торопливо оделся, включил чайник. До начала работы (той, за которую платят) оставалось два с половиной часа, да почти час на маршрутке... Лена уже не спала, она откинула одеяло и осталась лежать спиной к нему и к свету, подперев голову и сонно глядя в книгу, которую прислонила к стене. Приподнятое плечо, тёплое и мягкое, плавный изгиб позвоночника, удлинённые, чуть напряжённые ягодицы. Покой. Свет. Ещё не проснувшееся желание. Чистота... "Когда б вы знали, из какого сора..."

И ещё один испорченный лист ватмана добавился в пухлый планшет - сорок седьмой после той памятной сентябрьской пьянки...

* * *

Почему-то шефу нравилась "Дуэль" - водка премерзопакостная и до безобразия дорогая. Это было непонятно и выпадало из образа. По всем прочим параметрам своего имиджа ("Беломор", потёртый портфель, чёрный обкомовский телефон-комбайн) Илья Сергеевич должен был любить "Ностальгию". Впрочем, взгромождать ноги на рабочий стол - тоже как-то не по-советски и не по-партийному. А значит, шеф, полюбивший "Дуэль", был по-своему гармоничен. Он делал, носил, пил и ел то, что хотелось...

После третьей рюмки Алексей нечувствительно оказался рядом с Ледой-Лилит, и четвёртую выпил с нею на брудершафт. Губы у неё были податливо-упругие и сладковато-кисловатые, как густое клюквенное желе.