Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

– Да не мог он, – выкрикнул рабби Барух, и голова его мелко затряслась, – он же ограничен сам в себе! Он упокоился и свои желания запер. Могущество свое он ограничил, понятно, дуры вы безграмотные? Может, там, где касается других, он еще не утратил силы…

– Так вот зачем он нас преследует, – говорит Августа, – обратно упокоиться хочет…

– Он уж намекал-намекал, – уныло кивает Ленка.

– Откуда же нам знать…

– Мог бы сказать и пояснее, а не напускать на нас кадавров…

– Вы сами виноваты, – хозяин пожал острыми плечами, – он всего лишь извлекал из тьмы на свет ваши страхи и тайные желания… Ибо он достиг небывалого могущества, и сумел погрузиться во тьму преисподней, и лишил Аваддона его покрывала. Но могущество – это одно, а умение пользоваться им – совсем другое. Чем, скажем, лично вам Лохвицкая так не угодила?

– Да так… – качает головой Ленка.

– Вот именно.

Семисвечник в углу сам по себе вспыхивает тусклыми бледными огоньками, и тень хозяина комнаты начинает стремительно разрастаться.

– Что это? – взвизгивает Августа.

Темная занавеска на груде книг начинает шевелиться, в ней образуются движущиеся прорехи. Ленка с ужасом понимает, что то, что она приняла за ткань, на деле было живым покровом из сотен тысяч насекомых, которые сейчас стремительно расползаются в разные стороны.

Хозяин взмахивает руками, тень повторяет его движения, точно огромная дрессированная птица.

– Убирайтесь отсюда, – говорит он мощным голосом, и пламя в семисвечниках вздрагивает. – Вон!

Августа стоит, приоткрыв рот и зачарованно глядя на стекающую вниз ручейками массу насекомых.

– Скорее! – шипит Ленка.

Она хватает Августу за руку, и они выбегают из комнаты. За их спиной слышится шорох сотен крошечных ног.

* * *

– Мне стыдно, – говорит Ленка.

Они стоят, облокотившись о парапет, и смотрят на мерцающие внизу огни, на насекомоподобные силуэты портовых кранов, на маяк, вспыхивающий чистым белым пламенем, и вдыхают сумеречный ветер дальних странствий.

– Зримый мир как камень, – говорит Августа, – белый, чистый, вымытый дождями. Надежный. Но стоит лишь его поднять – и там такой клубок червей… Убежище личинок, слизняки, мокрицы… Он извлек на свет наших мокриц. Мы их прятали-прятали… Понятное дело, что тебе стыдно. Кстати, что такое шикса?

– Нееврейка. Молодая, – уныло говорит Ленка.

– Это он кого же имел в виду?

– Ох, да какая теперь разница!

– Ну и что нам теперь делать?

Ленка задумчиво бьет ладонью по низкому парапету:

– Послушай… Он ведь как сказал, этот самый Боря? Ограничил сам себя… Иными словами, он не может действовать напрямую, как бы он ни хотел обратно в эту свою могилку… Но чужие-то желания он пока выполняет. Так что если просто взять и захотеть…

Ветер пробегает по черным деревьям, и оттого кажется, что дальние огни, просвечивающие меж веток, шевелятся.

– А, – говорит Августа, – поняла.

– Ну, давай! – Ленка притоптывает ногой от нетерпения.

– Желаю, – громко говорит Августа, – чтобы он… э-э… Михаил Семенович… Моисей Самуилович… упокоился обратно.

– Рабби Моше…

– Рабби Моше.

– Ну?

– Что – ну? – сердито спрашивает Августа.

– Получается?

– Откуда я знаю…

– Ты плохо желаешь.

– Пожелай ты.

У Ленки от натуги краснеют уши. Потом она шепотом говорит:

– По-моему, не выходит.

Августа отталкивается от парапета и резко поворачивается к ней:

– Я знаю, почему не выходит! Ты этого не хочешь! Говоришь одно, а думаешь другое. Ты хочешь чуда! Лично для себя! Чтобы как Генриетта!

– Да на кой мне сдался этот чертов Добролюбов?!

– Ну не Добролюбов… Но что-то же очень нужно! Ну признайся! Хоть мне признайся! А?!

– Иди ты!

– Таскаешься на кладбище, могилки вылизываешь. Триста баксов в сезон. Стишки свои дурацкие рассылаешь по редакциям, а они тебе в конвертах обратно приходят, приходят! Или – не приходят. Одна радость – что у Лохвицкой на твоих глазах крыша поехала! Замуж не вышла! Почему ты замуж не вышла, скажи, пожалуйста? Что у тебя не так? Три ноги, что ли? А ты попроси! Он тебе Майкла Дугласа в постель за руку приведет! Он может!

– Иди в задницу, – устало говорит Ленка. – Сама-то… сама… На себя посмотри! Ты сколько лет на кафедре? Двадцать? Двадцать пять? Тебя скоро на пенсию спровадят и даже спасибо не скажут. Ну пожелай же что-нибудь толковое!

– Не хочу, – шепотом отвечает Августа.

– Почему?

– Не знаю.

Ленка вздыхает.

– Тогда, – говорит она, – нужен другой подход.

– Камни! – спохватывается Августа. – Где эти чертовы камни?

* * *

– Ты думаешь, – спрашивает Ленка, – они по-прежнему лежат рядом с могилой?

– Понятия не имею. Но знаешь, – говорит Августа, – что-то мне не хочется лишний раз…

– Придется, – сурово отвечает Ленка.

– А вдруг их там нет? Что, если… они тоже… разбрелись сами по себе?

– Странная гипотеза. И где же теперь, по-твоему, их искать?

– Не знаю, – говорит Августа, – но, может, если ему так уж нужно, он их как-нибудь нам подбросит?

– Он что, жонглирует ими, что ли? Завтра с утра поедем на кладбище, подберем эти камешки и положим их… Делов-то…

– А вдруг…

– Не боись. Все будет путем. По идее, он должен нам обеспечить все условия. Ты домой идешь или нет? Мы тут уже полчаса торчим столбом. Как жены Лота…