Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

– Ох, – спохватывается Августа, поднимая руку и пытаясь разглядеть циферблат в сгущающейся тьме, – да что же это я… Мне к семинару готовиться надо. Завтра семинар.

– Уверяю тебя, – Ленка осторожно ощупывает ногой ступеньку, – никакого семинара завтра не будет. Гершензону семинары не нужны.

– Это, – сурово говорит Августа, – мы еще посмотрим…

– Ты лучше под ноги смотри.

Черные акации на холме покачиваются под ветром, сухие стручки на ветках слабо потрескивают… Далеко внизу, под тусклым фонарем, за масляно-черной лентой шоссе, просвечивает стеклянная будка троллейбусной остановки.

– А транспорт ходит? – вдруг начинает беспокоиться Августа.

– Гершензон пригонит…

– Ну, знаешь… Это ты его гоняешь. В хвост и в гриву.

– Нет у него гривы. Насчет хвоста я бы еще подумала. А грива – вряд ли.

– Ох, неспокойно мне… – стонет Августа, – это же такой криминальный район. Сплошные насильники…

– Это она из-за соли, – неожиданно говорит Ленка.

– Господь с тобой! Ты о чем?

– Да жена Лота. Когда эти… вестники… у них загостились, она подумала – сожрут все в доме на фиг, и вообще – нелегалы, кто их знает. Ну и пошла по соседям… Одолжите, мол, соли, вся соль в доме вышла, а у нас, понимаешь, как раз гости… Какие такие гости? А чужеземцы. Подозрительные, между прочим, чужеземцы… Похоже, из верховной полиции нравов, и заложила их… вестников.

Соседи побежали, стукнули местной охранке… Те говорят – ничего не знаем, разбирайтесь сами… Они и разобрались.

– Все ты выдумываешь… Черт, поставили парапет… Придется в переход лезть. Не люблю я эти переходы.

– Брось, вон ребенок идет. Со скрипочкой. Из школы Столярского, наверное. И ничего. Не боится.

– Дитя невинное… – стонет Августа, пристраиваясь за маячащей в полутьме хрупкой фигуркой.

В переходе сте´ны выложены бурым кафелем, отчего он напоминает общественный туалет. И пахнет примерно так же. Эхо шагов гулко разлетается в затхлом воздухе, отчего Августа каждый раз вздрагивает.

Мальчик со скрипочкой уже добрался до подножия лестницы, за которой клубится ватный туман.

– Вот видишь, – говорит Ленка. – А ты боялась.

– Девушки, – раздается веселый голос, – закурить не найдется?

Ленка оборачивается: сзади маячат две темные фигуры.

– Какая я тебе… – машинально бормочет Августа, но тут же спохватывается, – ох, бежим!

Они припускают вперед. Мальчик со скрипочкой немножко вырастает в размерах, и Ленка понимает, что это еще и оттого, что он пятится назад – еще две фигуры перегораживают выход.

– Опять его шутки! – возмущается Ленка.

– А вдруг нет? Что, сами по себе, без мистического вмешательства, хулиганы уже не нападают?

– Тогда о чем он себе думает? Мы, посредники меж тьмой и светом, последняя надежда Гершензона, бежим как две самые заурядные дуры…

– Куда мы бежим? – стонет Августа. – Бежать-то некуда…

– Эй, фраер, скрипочку одолжи…

– Тетя, а вы им скажите, что я ваш сын, – ноет ребенок, пристроившись рядом…

– Какая я тебе тетя?

Взгляд Августы затравленно мечется по пустому коридору, как мячик отскакивая от стен.

Облупленная, когда-то зеленая дверь в подсобку неожиданно приоткрывается, из нее на кафельный выщербленный пол падает яркая полоса света.

– Скорее! – Ленка кидается навстречу неожиданному спасению.

– Это, наверное, трансформаторная будка! – визжит за ее спиной Августа. – Там напряжение…

– Сейчас тут тебе такое напряжение сделают! На двести двадцать…

– И меня возьмите, – хнычет ребенок.

Они, напирая друг на друга, протискиваются в дверь, которая захлопывается у них за спиной.

– Ну и ну! – говорит Ленка.

Августа ошеломленно вертит головой.

Освещен только вход в подземелье – дальняя стенка его теряется во мраке. В полутемном, неожиданно просторном помещении на конторских стульях сидят молчаливые фигуры.

– Тайное общество! – драматическим шепотом говорит Августа.

– Интересно только какое, – задумчиво говорит Ленка.

– За Гершензона или против?

– А они вообще живые? – тихонько спрашивает мальчик со скрипочкой.

– Ох, не знаю… пусть сами скажут…

– Они скажут…

– А этого зачем? – строго говорит человек в черном костюме и хорошем сером галстуке. – Этого не надо.

– Мне страшно, – ноет ребенок, – они меня сейчас обратно вытолкнут… Те-то точно живые…

– Это мой племянник, – говорит Августа, – как тебя зовут, мальчик?

– Изя…

– Это мой племянник Изя. Я его из школы Столярского провожаю…

– Встречаешь…

– Ну да… Оберегаю от влияния улицы.

Глаза Ленки начинают привыкать к полумраку, и она видит, что еще один сидящий одет в какой-то черный балахон, а макушку его прикрывает кипа. Еще один – в хасидском лапсердаке и лихо сдвинутой на ухо шляпе. Что касается четвертого, то его одежда здорово смахивает на саван. Впрочем, тут она не уверена.

– Шалом, – вежливо говорит она.

– Приветствую вас в нашем собрании, – говорит человек в галстуке, видимо исполняющий роль председателя. – Собственно, мы уже больше двухсот лет не собирались, но кто-то так сильно дергает за ткань мироздания, что она трещит по швам…

– Да ладно, хоть есть повод встретиться, – весело говорит хасид, – а то все недосуг…

– Тебе бы все повеселиться, – кисло замечает человек в саване.