Все к лучшему

Она берет бокал и направляется к двери.

— Подожди, — окликаю я. — Не уходи. Пожалуйста. Мы наконец-то нашли в себе силы поговорить об этом.

На пороге она оборачивается.

— Я должна уйти. Неужели ты этого не понимаешь? Тебе нужно самому все решить, я не имею права влиять на твой выбор.

— Останься, — умоляю я и шагаю к ней в темноте. — Хотя бы на минутку. — Я подхожу к двери и кладу руки Тамаре на плечи. — Пожалуйста, не бросай меня здесь.

Тамара накрывает мои ладони своими. Вокруг темно, хоть глаз выколи, но мы почему-то видим лица друг друга, стоим, глядя друг другу в глаза, и дрожим, как провода под током.

— Один раз, — наконец произносит Тамара, и когда наши губы соприкасаются, она приоткрывает рот, пропуская мой язык, и приникает ко мне так, словно мое тело было отлито специально под ее форму, а ее пальцы, точно корни, обвивают мою голову. Она прижимается ко мне крепче; наши языки с жадным отчаянием исследуют и ласкают друг друга.

— Я тебя люблю, — выдыхаю я, не отрываясь от ее губ.

— Я знаю, — шепчет она.

— Нет, я имею в виду, по-настоящему.

Она кивает.

— Я знаю.

Мы снова целуемся, неистово и безрассудно. Ладонь Тамары скользнула под мою рубашку, пальцы порывисто ласкают мою грудь, а я задрал ей платье до пояса и глажу ее горячую спину. Виагра подействовала, но Тамара не отстраняется, а с глухим стоном прижимается ко мне и обвивает ногами мои бедра, ее язык на моих губах точно леденец.

Вот так оно и бывает. Целуешься в темноте с женщиной, о которой мечтал черт знает сколько, и все происходит в точности так, как ты и думал, вкус ее губ таков, каким ты его представлял по прошлым мимолетным контактам. То ли восторг открытия, то ли бесконечное облегчение оттого, что наконец-то вырвался на волю горячий поток чувств и желаний, которые копились в тебе так долго, то ли выпивка и виагра по-прежнему бушуют в твоей крови, точно демоны-близнецы, но ты впервые на собственной памяти не боишься последствий, не думаешь о неизбежных трудностях, а просто наслаждаешься, с головой погрузившись в это прекрасное, пронзительное мгновение, где больше ничего не существует. Поэтому неудивительно, что ты не слышишь, как открывается дверь, не догадываешься, что вошел твой будущий тесть, и не сразу приходишь в себя, когда зажигается свет. Ведь твои глаза закрыты, вселенная сжалась до сладкого омута ваших слитых в поцелуе губ, и ты не чувствуешь ничего, кроме ее влажного, приоткрытого рта. А когда наконец ты приходишь в себя, щурясь от света, режущего глаза, и поправляешь смятую рубашку, уже поздно: на тебя накидывается отец невесты.

Для своего неюного возраста Джек двигается на удивление проворно; я не успеваю и глазом моргнуть, как он бросается на меня.

— Гаденыш! — рычит он, надвигаясь на меня. — Я тебя убью!

Мы врезаемся в стол и валимся на него. Джек молотит меня кулаками по лицу и груди; бумаги, ручки, карандаши со стола летят на пол. Падает лампа, но не разбивается и освещает углы комнаты косым зеленым лучом.

— Послушайте! — задыхаюсь я, но Джек не обращает на мои возгласы никакого внимания.

Он бьет меня в челюсть, и я чувствую на языке металлический привкус собственной крови.

— Я тебя убью! — орет он.

В суматохе я краем глаза замечаю, что Тамара с испуганными воплями выбегает из комнаты. Джек продолжает махать кулаками, в пылу ярости ослабив хватку, и мне удается перевернуться на бок и сбросить его с себя на пол. Я бросаюсь к двери, пулей проношусь через кухню, остановившись на секунду, чтобы пригладить волосы и заправить рубашку в брюки, прежде чем выйти в главный зал.

Черт, черт, черт.

Праздник по-прежнему в разгаре, но я себя чувствую так, словно сплю наяву; гости и не подозревают, какая сейчас разразится буря. Все происходит как будто в замедленной съемке, кроме спазмов у меня в животе, когда я потерянно пробираюсь сквозь толпу. Черт, черт, черт. Я понимаю: у меня максимум минута на то, чтобы отыскать Хоуп, смыться с ней, самому все объяснить и избежать крупного публичного скандала. Проходя мимо сцены, я вижу, что Мэтт завладел гитарой и что есть силы наяривает на ней Blitzkrieg bop, приводя собравшуюся внизу публику в неистовый восторг; нажав на дисторшн, Мэтт играет энергичное соло. «Хей-хо! Вперед! Хей-хо! Вперед!» Мерная пульсация басов отдается у меня в ушах, и сердце колотится в том же бешеном темпе. Черт, черт, черт. Меня охватывает паника, я оглядываю зал в поисках Хоуп, но ее нигде нет. Мне кажется, что грудь у меня вот-вот взорвется, точно бомба, и обрызгает ничего не подозревающих гостей кровью и ошметками мяса.