Все к лучшему

На Ривердейл-авеню кипит обычная дневная суета: снуют туда-сюда машины, стараясь отыскать место для стоянки, и нетерпеливо сигналят переходящим улицу пешеходам. В нашем квартале с парковкой всегда были проблемы. Норм одно время пытался найти инвесторов для строительства многоэтажного гаража, но когда его проект наконец дошел до городской комиссии по зонированию, отец уже потерял к этой затее всякий интерес и загорелся идеей современного мультиплекса в торговом центре, тоже заведомо обреченной на провал. Нетерпеливый характер Норма и старческая нелюбовь муниципалитета к переменам оказались роковым сочетанием. Утица запружена народом: матери ведут детей за руку или везут в колясках, подростки в мешковатых штанах слушают плееры, девушки весело болтают по мобильным, светящимся, как новогодняя елка. Я бреду между ними, точно восставший из мертвых, и, невидимый глазу, наблюдаю из своего вечного ада за их жизнью, которая идет себе вперед. Неподалеку от хозяйственного магазина я перехожу на другую сторону, чтобы Сатч меня случайно не заметил и не решил взять реванш.

Десять минут спустя я стою на крыльце у Тамары, пытаясь собраться с духом и постучать, как вдруг она распахивает дверь. Вид у нее измученный. Мне хочется шагнуть к ней, обнять и целовать час напролет, чтобы улетучилось вчерашнее безумие, мы снова стали собой и вместе решили, что делать. Я бы так и поступил, но, боюсь, стоит мне потянуться к ней губами, как она не выдержит и закричит. Мы смотрим друг на друга, стараясь понять, вписываемся ли в эту новую реальность.

— Привет, — произносит Тамара.

— Привет, — отвечаю я.

— Боже, что у тебя с лицом?

Она тянется к моей щеке, на которой виднеется багровый отпечаток бриллиантового кольца Джека, но, так и не дотронувшись, убирает руку, словно не знает, имеет ли право прикоснуться ко мне.

— Я сам виноват.

— Ты весь дрожишь, — замечает она. — Зайдешь в дом?

Я вхожу, и мы садимся на диван.

— А где Софи?

— Смотрит «Энни» в кабинете.

Я киваю и мучительно думаю, что же еще сказать.

— Я хочу тебя кое о чем спросить.

Тамара зажмуривается.

— Не надо. Пожалуйста.

— Ты же не знаешь, о чем.

— Знаю, — прерывающимся голосом отвечает она. — Знаю, потому что знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. Как саму себя. И знаю, что не могу дать тебе ответ, которого ты ждешь.

У меня перехватывает дыхание.

— Почему? — выдавливаю я хриплым шепотом. Тамара нервно скручивает волосы в узел на затылке.

— Дело не в тебе, Зак. Я прекрасно видела, к чему все идет. Не маленькая. И мне ужасно больно, что я оказалась в роли любовницы. Я не такая. Я привыкла быть единственной.

— Поверь, — оправдываюсь я, — я никогда не относился к тебе как к любовнице. Я не из тех, кто изменяет. Да, момент действительно был выбран неудачно, согласен. Но ты всегда была для меня важнее всех. Когда я влюбился в тебя, Хоуп отошла на второй план. Пусть это и не делает мне чести, но это правда.

Тамара решительно качает головой, у нее на глазах наворачиваются слезы.

— Неважно, — отвечает она.

— Как это? — недоумеваю я. — Почему неважно? Ведь я же чувствую, что вчера дело было не только во мне: ты тоже этого хотела.

Подняв голову, Тамара смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и во взгляде ее сквозит боль.

— Ты меня не выбирал, — тихо поясняет она. — Как бы ты ко мне ни относился, ты меня не выбирал. И если бы нас с тобой вчера не застукали, ты бы остался с Хоуп. Я не хочу быть утешительным призом. Да, я одинока, и я тебя люблю, но я не хочу начинать новую жизнь в качестве чьего-то запасного варианта. Пусть даже твоего.

— Тамара, — бормочу я, не зная, что еще сказать.

— Ты меня не выбирал, — повторяет она. — И знаешь, что хуже всего?

— Что? — спрашиваю я.

— Я потеряла еще и лучшего друга.

Я хватаю ее за руки.

— Не надо, — умоляю я. — Не прогоняй меня.

Она прижимается лбом к моему лбу и закрывает глаза.

— Я так не могу, — шепчет Тамара, потом вскакивает с места и бежит по лестнице наверх.

Я иду в кабинет. Софи сидит на диване, гладит игрушечную собаку и смотрит мультик.

— Смотри, Зап, — говорит она, показывая пальцем на экран. Похоже, малышка ничуть не удивилась, увидев меня, как будто я всегда тут. Как будто я здесь живу. — Энни.

Я опускаюсь на диван рядом с ней и сажаю девочку к себе на колени. Она зажимает мои пальцы в свои крохотные кулачки и устраивается поудобнее.

— Что они поют? — спрашиваю я.

— «Тудну жизь».

Ее любимая песня. Софи подпевает героям тоненьким голоском, а я качаю ее на коленках. Когда я тоже запеваю вместе с ней, девочка просит:

— Зап, не пой.

— Почему?

— Софи сама.

— Нечестно, — возражаю я, скорчив обиженную мину.

Она смеется.

— Нечессо, — весело повторяет она. Я чувствую, как вздрагивает ее круглый животик, как смех, точно журчащий ручеек, переполняет все ее крошечное существо.

— Я тебя люблю, — признаюсь я.

— Нечессо, — отвечает девочка и снова хохочет.

Я оставляю Софи смотреть фильм и выхожу в гостиную. Тамара сидит на ступеньках, вытирая нос платком.

— Уходишь? — спрашивает она.

— Наверно, — киваю я. — Можно я иногда буду вас навещать?

Она хмурится.

— Нет. По крайней мере, какое-то время.