Все как у людей

Ольга Николаевна оцепенела.

– Оля, ну что ты так смотришь, бабушка с тобой поздоровалась, что надо сказать?

– Доброе утро, бабушка, – пискнула Ольга Николаевна детским голоском. Она точно знала, что уже не спит. Это что же получается, случилось то, чего не бывает?!

С давно забытой легкостью она вскочила с кровати. Но не до конца. Ноги не достали до пола. Поболтав ими немного, Ольга Николаевна спрыгнула вниз, оказалась бабушке по грудь и разрыдалась от смятения чувств.

– Оля, ну что за капризы с утра, ты же знаешь, я этого не люблю, – нахмурилась бабушка. Потом ее недовольство сменилось озабоченностью:

– А ты часом не заболела? Нет, лобик, вроде, холодный. Ну, давай-давай, одевайся и приходи завтракать.

На стуле Ольга Николаевна обнаружила голубое платьице в горошек (точно, было такое, в нем она одета на детской фотокарточке в зоопарке), белые носочки и трусики шароварчиками.

За столом сидели родители Ольги Николаевны, совсем молодые, как на старых фотографиях, и бабушка с дедушкой.

– Оля, почему взрослые всегда должны тебя ждать! – недовольно сказала мама. – Ты будешь наказана!

Ольга Николаевна, уже почти овладев собой, сказала всем «доброе утро», наскоро умылась и, забравшись на свободный стул, принялась за манную кашу. Вскоре она заметила, что за столом что-то не так. Дедушка шумно вздыхал и поглядывал в окно. Родители, ни на кого не глядя, ковырялись в своих тарелках, бабушка обеспокоенно переводила взгляд с одного на другого.

– Ну ладно, поторапливайтесь, так не долго и на электричку опоздать, – начал дедушка, вставая из-за стола.

– Мы с Николаем никуда не едем, – медленно проговорила мама, не отрываясь от тарелки. – Нам надо поговорить.

– Ну, как знаете, – в сердцах выдохнул дедушка, и Ольга Николаевна поняла, что это не начало, а конец разговора. – Ася, – дедушка повернулся к бабушке, – собирай ребенка, и едем.

– Ольга тоже не поедет, – тем же тоном произнесла мама, – она наказана.

– Машенька, ну ребенок-то причем! – всплеснула руками бабушка.

Мама поднялась и, молча, ушла к себе в комнату. Папа последовал за ней.

– Павлуша, ну ты уж поезжай один, как я их оставлю, дров бы не наломали, – зашептала бабушка.

Дедушка крякнул, взял приготовленную в прихожей сумку и вышел за дверь. Из родительской комнаты послышались раздраженные голоса.

– Оленька, давай-ка мы с тобой сходим, по бульварчику пройдемся, а заодно и в магазин заглянем, не привезли ли молоко, – засуетилась бабушка, вынося из кухни бидончик и прикалывая к волосам соломенную шляпку.

С жалостью глядя на ее трясущие руки, Ольга Николаевна неожиданно подумала, что эта старомодная сейчас шляпка будет последним писком там, у них, в двадцать первом веке.

– Мама, я же сказала, Ольга будет сидеть дома, – раздалось из комнаты родителей.

– Машенька, мы только за молоком… – просительно начала бабушка.

– Мама, сколько можно просить тебя не вмешиваться в дела моей семьи! – крикнула мама рыдающим голосом.

Теперь у бабушки дрожали еще и губы.

– Иди, Оленька, посиди у себя, я скоро вернусь, – она легонько подтолкнула Ольгу Николаевну за плечи.

Поворачиваясь, Ольга Николаевна зацепилась взглядом за висящий на стене отрывной календарь. Тридцатое июня. День памяти бабушки. Мама отмечала его всю жизнь и помнит даже сейчас, в свои девяносто с лишним. А год? Ольга Николаевна впилась глазами в календарь и вдруг все поняла. Год тот самый!

Сейчас бабушка выйдет с бидончиком из дому и больше они никогда не увидят ее живой. На поминках замертво упадет дедушка. Мама будет кричать отцу, что он убил ее родителей, а потом впадет в депрессию и перестанет его замечать. Промаявшись какое-то время, папа уйдет к женщине, из-за которой они ссорятся сейчас за закрытой дверью. Может и был у них какой-то флирт – а в какой семье без этого обходится? – но папа никогда не бросил бы их, поведи себя мама иначе. Он любил жену и ее, Ольгу Николаевну. Он мечтал видеть дочь певицей и так радовался ее успехам. Может, это в отместку ему, мама не приложила все силы, чтобы до конца вылечить Ольгу Николаевну от ларингита.

И вот в начале двадцать первого века кто-то там наверху, услышав и поняв чаяния Ольги Николаевны, вернул ее в середину века двадцатого, в тот самый день, который сыграл роковую роль в ее судьбе. Ей дали вторую попытку! Теперь, зная все наперед, обладая силой мудрости взрослого человека, она должна остановить колесо истории своей жизни и крутануть его в другую сторону! На это оставалась секунда – бабушка уже была в дверях.

– Бабушка! – отчаянно закричала Ольга Николаевна.

Загремел выпавший из бабушкиных рук бидончик, из своей комнаты выскочили родители.

– Что за вопли, Ольга! – возмущенно начала мама. Раздумывать было некогда.

– To be or not to be: that is a question

Whether ‘tis nobler in the mind to suffer

– продекламировала Ольга Николаевна.

– Что? – переспросила мама, прищурив глаза, словно это помогало лучше слышать.

– The slings and arrows of outrageous fortune

Or to take arms against a sea of troubles

And by opposing end them? To die: to sleep,

– продолжила Ольга Николаевна громче.