– Что за песню ты поешь, девочка? – перед скамейкой стоял высокий дядя в дорогом костюме.
– Это песня, – Ольга Николаевна спрыгнула со скамейки, – эта песня… скоро будет очень популярна, – нашлась она.
– Я не сомневаюсь, – улыбнулся дядя. – А кто тебя научил так петь и двигаться?
– Никто. Я сама, – слукавила Ольга Николаевна.
– Са-ма-а!? – изумился дядя. – Тогда вот что, – он достал блокнот, что-то записал и, вырвав листок, протянул Ольге Николаевне. – Передай маме, и пусть она обязательно позвонит… впрочем, я там все написал. Только смотри, не потеряй.
– А вы кто? – не удержалась Ольга Николаевна, пряча листок в кармашек платья.
– Я? – улыбка дяди приобрела значительность, – Я – главный редактор музыкальных программ центрального телевидения. И такие девочки нам очень нужны. Хотя не «такие», а «такая». Ты ведь – единственная, уникум, хотя сама еще этого не понимаешь. Ты сейчас даже представить не можешь, как это хорошо, что мы встретились. Ну-ну, не смущайся!
Где ему было знать, что Ольга Николаевна потупилась не от застенчивости, а чтобы не выдать себя торжествующим блеском глаз.
– Знаешь, а хочешь мороженного? – предложил дядя, которому явно не терпелось как-то отметить свою удачную находку.
– М-м, – затрясла головой Ольга Николаевна, помня про ларингит.
– Почему? Ты не любишь мороженное? – удивился дядя.
– Люблю, но мне надо беречь голос.
– Ах ты, умница! – умилился дядя. – А чего бы тебе сейчас больше всего хотелось?
– Воздушный шарик, – выпалила Ольга Николаевна, потому, что этот атрибут праздника как нельзя лучше соответствовал восторгу, переполнявшему ее душу.
Они вместе дошли до киоска, а дальше Ольга Николаевна поскакала одна, подбрасывая и ловя огромный желтый шар, такой фантастически красивый на фоне синего неба. Как стремительно разворачиваются события, торопясь компенсировать годы серых будней! Даже если не серых, и не всегда будней, но, все равно, годы жизни, что была вынужденно прожита вместо написанной на роду. И вот теперь ей, единственной, ей, избранной, дана вторая попытка, вторая жизнь, много-много новых счастливых лет, наполненных ни с чем несравнимыми яркими впечатлениями, которые могут дать только огни сцены, аплодисменты, восторг зрителей, толпы поклонников – все то, чего она была несправедливо лишена когда-то. Да, в той, первой жизни она упустила свой шанс, зато теперь хорошо знает, как и какую удачу ловить за хвост!
Порыв ветра подхватил шарик, и Ольга Николаевна, смеясь от переполнявшей ее радости, побежала за ним, как за мечтой, неукротимо влекущей ее к счастью, к славе, к исполнению самых заветных желаний!
Услышав сбоку отчаянный визг тормозов, девочка не успела даже испугаться – все произошло слишком быстро…
Посттравматический синдром
– Ну, что, Сидоров, – оторвавшись от бумаг, доктор взглянул на меня поверх очков, – анализы нормальные, по всем показателям вы здоровы. Будем выписывать. А тот человек вам померещился. При падении вы сильно ударились головой. Видимо, на время потеряли сознание. Это было видение, что-то вроде бреда или галлюцинации. Посттравматический синдром. Забудьте об этом, и все будет хорошо.
– Как это «померещился»! – не понял я. – А милиционеры? Они же его тоже видели! Вы их спросите.
Доктор снял очки, потер переносицу, снова надел и устало посмотрел на меня.
– Сидоров, головные боли у вас прекратились, нервозность мы вам сняли. Но если вы будете продолжать настаивать, что в канализационной системе обитают люди, говорящие на тарабарском языке, лечение придется продолжить в другом месте, оно будет длительным и серьезным. Повторяю, по результатам обследования вы здоровы, но я не имею права выписывать человека, который будет сеять в обществе нездоровые настроения, отвлекая советских людей от их главной задачи – строительства коммунизма. Поняли меня? Идите и подумайте над тем, что я вам сказал. Хорошенько подумайте.
Я вернулся в палату и стал думать. Хотя, чего тут думать? Я все хорошо помню, нечего мне не мерещилось. Не люди там были, а один единственный псих, сбежавший из дурдома. Это его туда вернуть надо, а не меня психушкой пугать! Может им товарищ Сидюков сказал, что у меня с головой не в порядке? Ну, дали маху мы тогда с лопатами, не подумали, но к дальнейшему это отношения не имеет. Ведь как было-то.