Псих молчал, явно меня не понимая. Надо было вызвать у него правильные ассоциации, поэтому я добавил:
– Он у меня в прихожей на стенке висит, такой черный с белым диском.
Видимо, это был правильный логический ход, потому что, когда псих заговорил, голос его звучал уже не так решительно, как раньше:
– Ну, поставки-то разные бывают, особенно если из Гонконга, наверно и габаритные попадаются. Я, правда, не врубаюсь, зачем его на стенку вешать, но это кому как нравится. Только вот черно-белые дисплеи, по-моему, уже не выпускают. Ты уверен, что он новый, может ворованный?
У меня аж кулаки зачесались, эх, дать бы ему в морду за такие слова. Но, с другой стороны, он же псих, больной человек, отвечать за себя не может. В общем, я решил не связываться. К тому же, вспомнил, что в кармане пальто у меня должен быть фонарь-«жучок». Я его брал с собой, когда мы с дружинниками на ночное дежурство в парк ходили, и, кажется, не выложил. Вот кстати! Я заработал ручкой, «жучок» зажужжал и тусклым светом осветил психа. Как пить дать, сбежал из сумасшедшего дома. Одет он был в пижаму без полосок, с капюшоном, сшитую из необычного, видимо специального медицинского материала – что-то среднее между клеенкой и парашютным шелком.
– Во, блин! – восхитился псих на «жучок». – Откуда у тебя такой раритет?
– Это не раритет, это «жучок», – терпеливо пояснил я.
– Слушай, продай, а? За «капусту»?
Ориентироваться в потоке его бреда становилось все труднее, но я держался.
– Хорошо, выберемся отсюда, забирай так, – пообещал я. – Не надо мне ни капусты, ни моркови.
– Клево! – обрадовался псих. – А хочешь бартер? У меня разные прикольные штуки есть. – Я тебе прайс скину на мыло. Ты мне адрес оставь.
Адрес ему! Щас! Не хватало еще, чтобы он узнал, где я живу.
– У меня нет… мыла, – сказал я, пытаясь говорить на его языке.
– Ну, эсэмэской, – не отставал тот со своей галиматьей. – А то, заходи к нам на форум. Раритет. ру.
Отмахиваясь от него, я машинально крутанул фонариком.
– Это че у тебя за прикид? – поинтересовался псих, разглядывая в тусклом свете «жучка» мое насквозь промокшее пальто с цигейковым воротником и каракулевую ушанку, надетую по случаю праздника. Хорошо хоть она мне маловата и не свалилась при падении, а то бы тоже намокла.
Я уже совсем ничего не понимал в его бессвязной речи, поэтому промолчал. Псих тоже помолчал, будто что-то соображая.
– В люк, говоришь, провалился? – уточнил он.
– Ну, да.
– А может ты того… через портал?
– Сам ты того! – разозлившись и забыв об осторожности при общении с психами, я покрутил у виска и, поскольку ничего страшного не случилось, осмелев, добавил:
– Сам ты чериспартал!
Такого ругательства я никогда раньше не слышал. Мне понравилось. Звучное такое, смачное. Надо будет запомнить.
– А может, и я – через портал, – неожиданно согласился псих, задумчиво разглядывая слабую полоску света над головой. – Ну-ка посвети наверх.
И шустро полез по скобам, шелестя своей пижамой. Добравшись до верху, он крякнул, отодвигая люк, который после моего падения сам собой почти встал на место, и выбрался наружу.
– Во, блин! – раздалось оттуда. – Вылазь, мужик!
Я последовал за ним.
На улице все также мела крупа и звучала песня о партии. Псих с радостным изумлением крутил головой по сторонам, глазея на красные стяги и развешенные кругом портреты членов политбюро.
– Слышь, мужик, а ведь ты прав, это я через портал прошел. Ты раритет-то отдавать не раздумал, а то ведь мне не поверят!
Я протянул ему «жучок» и тут же услышал пронзительный звук свистка – к нам бежали два милиционера. Псих неожиданно показал им кулак, схватил «жучок» и быстро залез обратно в люк. Одного этого кулака бы достаточно, чтобы понять, что он из дурдома. Не потому, что кулак был показан представителям власти, а по тому, как он выглядел. Кулак сумасшедшего – все пальцы вместе, а один, средний, вскинут вверх. Вот, собственно, и все. Больше я его не видел.
Меня все праздники держали в милиции, выясняя, кем и с какой целью готовилась провокация в дни празднования Октябрьской революции, кто мой подельник, и куда он скрылся. Выходит, психа так и не поймали. Устанавливали мою личность, вызывали для дачи показаний товарища Сидюкова. Потом переправили меня в психоневрологическое отделение нашей больницы, где я и провел три недели. Приходившие навестить меня Ленька с Трофимычем рассказали, что портрет Энгельса нес сам товарищ Сидюков. Порывом ветра Энгельсом ударило по Ленину и тот перекособочился, но за всеобщим ликованием на это не обратили внимания. Можно сказать, все прошло нормально, жаль только, без меня. А вот мне-то теперь как дальше быть?
Диванчик
Вещи мы собрали еще с вечера. Рано утром Сергей заправил бензин и масло в бачок моторной лодки, а я вскипятила чайник и приготовила омлет из яичного порошка. Наскоро позавтракав, мы отправились на реку мыть посуду.