Всё хоккей

Мне лично было непонятно все. И я на всякий случай спросил девочку.

— А другого Вересаева нет?

— Другого? — она почесала нос. — Может, где-то и есть. На свете много однофамильцев. Но теперь самый знаменитый вот тот.

И она пальцем указала куда-то вдаль. Похоже туда, где должен быть Вересаев.

— Но вообще-то Вересаев родился в XIX веке, и он просто не в состоянии сегодня давать автограф, — я еще пытался вразумить этот сумасшедший дом.

— Не, пацан, ты уже начинаешь надоедать! — перед моим носом вновь возник знакомый кулак. — Сваливай отсюда, безграмотность рассейская. Ликбез сначала закончи и даты выучи. Тоже мне, насмешил! XIX век! У нас так долго не живут! И уже тем более не раздают в таком возрасте автографы!

Пожалуй, для меня более реальным стало то, если бы сам великий писатель соизволил спуститься с небес и, наконец, о себе напомнить. И я бы этому не удивился. Но реклама была сильнее небес, сильнее чуда, сильнее религии. Реклама была все.

Это не был спустившийся с небес писатель Вересаев. Это был другой. И я на всякий случай протер очки, чтобы еще раз на него посмотреть. С надеждой ошибиться. Я, к сожалению не ошибся.

Он сидел за столом, вальяжно забросил ногу за ногу. В белом хлопковом костюме, высокий, красивый, лощеный. По излюбленной привычки в перерыве между небрежным росчерком на своей книжке, он взлохмачивал свои густые, намазанные гелем волосы. Иногда он делал одолжение и что-то небрежно отвечал сверхлюбопытному читателю, правда глядя почему-то мимо него. Я сомневался, что ему было стыдно смотреть в глаза. Скорее он не считал того достойным внимания. Это был никто иной, как Макс.

Вслед за ним я машинально взъерошил свои поредевшие жидкие волосы. И уже решил не уходить. Если я не упал при виде его в обморок, то и выстоять эту очередь до конца теперь точно смогу.

Подумать над трудами новоиспеченного писателя времени у меня было навалом. И я лихорадочно соображал, зачем он взял псевдоним. Безусловно, это реклама. Но писатель Вересаев не настолько сегодня велик, чтобы прибегать к его помощи. Вполне возможно, это условие издательства. Это вполне естественно — сегодня двойники, однофамильцы, клоны размножаются с утроенной скоростью. Всякие мелкотравчатые пушкины, толстые, чеховы… Вот и до Вересаева добрались. А все — чтобы запутать читателя, перевернуть его сознание, заблудить в истине. Чтобы окончательно убить прежнего Вересаева, непременно нужно, чтобы появился новый. И тогда уже сам черт ногу сломит. Хотя черту до подобной изощренной манипуляции, пожалуй, ох как далеко.

И все же непонятно. Зачем Макс взял псевдоним. Он слишком тщеславен, слишком чистолюбив, лишком славоохотлив, чтобы ставить под своими трудами чужую фамилию. Он всю жизнь посвятил себе любимому и своему имени. Остается, пожалуй, одно. Он просто-таки сумел украсть труды Смирнова и на всякий случай перестраховался, поставив псевдоним. Если шумихи не будет, он в любой момент сможет эти труды опубликовать вновь, уже под своей фамилией. Что ж, вполне логично, если логикой можно назвать плагиат.

Наконец я приблизился к прилавку. Странный все-таки люди, я невольно про себя усмехнулся. Конечно, реклама — это все, но не настолько, чтобы с таким нездоровым ажиотажем хватать книжки по психологии. Хотя, кто сегодня здоров? И кто нормален? Я во всяком случае под своей нормальностью не подпишусь. Так что подобные книжки, посвященные психическим аномалиям вполне нормальны в аномальном обществе. И вполне оправдывают аномальный успех.

Как и предполагалось, Макс даже не взглянул в мою сторону, когда подписывал мне книжку. Зря я так старательно нахлобучивал кепку на глаза. Максу было глубоко плевать на того, кому он давал автограф. Но мне это было на руку. Прежде чем с ним серьезно поговорить, мне непременно и срочно нужно было ознакомиться с этими трудами. И я, не давая Максу времени обратить-таки внимание на мою скромную персону, быстренько схватил книжку, бросил ее в сумку и от греха подальше выскочил из магазина.

На улице я перевел дух после трудной и ожесточенной борьбы за знания. И когда мне на голову опустилась круглая физиономия писателя Макса, я ее со злостью обхватил ладонями, сильно нажал. И она громко лопнула. Мне так хотелось отомстить за Вересаева. Хотя это было невозможно.

С книжкой я смог ознакомится только дома, потому что в метро оказался зажат между какими-то мужиками. Мои руки слегка дрожали, когда я вытаскивал книгу Запольского. Но врезать по его книжной лощеной физиономии мне не пришлось. Все оказалось довольно хуже и гораздо неожиданней.