Всё хоккей

За завтраком мы мудро решили, что бумаги Смирнова все же нужно передать Максу. Это решение выглядело вполне логично. По реакции Макса на рукописи у нас был шанс определить те ли это бумаги, за которыми гоняется он. Для нас в этом никакого риска не было. Использовать рукописи ему бы не удалось ни в каком виде, слишком они хорошо были изучены Надеждой Андреевной. Я даже предложил Смирновой, что неплохо бы содрать за эту услугу у Запольского деньги.

— В конце концов, он не обеднеет, а вам эти деньги будут кстати.

— Да, мне деньги будут кстати, — резко оборвала мои доводы Надежда Андреевна. — Тем более, когда строится дача. Но только не эти деньги. И вы даже в шутку не смейте мне предлагать подобной сделки. Не все деньги бывают кстати.

Мне пришлось согласиться и сделать акцент на том, что это был неудачный юмор.

А через несколько часов мы встретились с Максом в центре. Он подъехал на блестящем рено и небрежным жестом пригласил меня сесть в машину. Запольский выглядел возбужденным сверх меры, суетливым и откровенно довольным.

Я молча передал ему папку.

— Замечательно, великолепно, — он похлопал широкой ладонью по рукописи. — Сразу видно, вы деловой человек.

Я невольно бросил взгляд на свое потрепанное пальто, точнее потрепанное пальто Смирнова.

— Что вы, — я нарочито смиренно сложил руки перед собой. — Сразу видно, это вы деловой человек.

Макс машинально поправил блестящий галстук, выглядывающий из-под черного с отливом пальто.

— Я на дней десять улетаю в Штаты, на симпозиум, — подтвердил мою мысль о деловитости Запольский и посмотрел на часы. — У меня как раз будет время ознакомиться с бумагами Юры. Но в любом случае вы сделали правильный выбор. Мне мысли Смирнова покажутся более внятными и доступными. Но уж никак не ожидал, что Надя так легко на это пойдет. Неужели у нее такое ахавое денежное положение?

Ах, как мне хотелось хорошенько врезать по этой холеной красивой роже. Было бы любопытно посмотреть, как он, с кровоподтеками и синяками, выступает перед американской аудиторией. И я со всей силы сжал кулаки.

— Кстати, в ваших руках оригинальные рукописи великого ученого, — невозмутимо ответил я, по-прежнему сжимая кулаки. — А в жизни, сами понимаете, всякое бывает. Вдруг самолет рухнет. Вас, конечно, жалко, но ваши-то произведения останутся целыми и невредимыми. А что будет с бумагами Смирнова?

Макс не разозлился. Даже весело и дружелюбно на меня посмотрел. Он ценил черный юмор.

— Я не боюсь самолетов. Мои самолеты просто так не падают. А на счет рукописей Смирнова будьте спокойны. Я сегодня же сделаю копию и завтра вам вернется оригинал, как и было обещано.

Да, похоже, он так обрадовался бумагам Смирнова, что от всей души плевал на мои карканья на счет удачного полета. Похоже, его самолеты и впрямь не падают. Я даже засомневался, правильно ли мы отдали ему рукописи. Вдруг Надежда Андреевна не умеет читать между строк. И тем более я. Но больше всего я сокрушался, что Запольскому настроение перед полетом испортить не удалось.

— Всего доброго, был очень рад с вами повидаться. — Макс протянул мне руку. — Завтра, как и было договорено, можете забрать оригинал.

Что подразумевалось: пошел вон, болван, завтра, идиот, придется вновь с тобой встретиться. В этом случае мне прочитать между строк удалось.

Я хотел было возразить. Но он поспешно распахнул дверцу машины, и мне ничего не оставалось, как бесславно ретироваться.

Следующим утром я уверенным шагом направлялся к дому Макса Запольского. Уверенности и беспечности мне придал мой внешний вид. Погода была отличная. Наступала настоящая весна. Я с радостью снял котелок Смирнова, и его страшненькое пальто сменил на более приличный плащ. Видимо, купленный четой Смирновых, относительно недавно. Конечно, вид у меня был по-прежнему забитый, но все же на меня уже не оглядывались как на огородное пугало. Хотя, похоже, что известный форвард, эстет и сноб Талик Белых во мне умирал на удивление быстро, охотно и почти безболезненно.

Накануне я и Смирнова уже успели пожалеть, что так необдуманно и поспешно отдали рукописи Максу. Вдруг он сумеет из них выудить то, что мы так и не заметили. Поэтому я торопился, хотя это было довольно глупо. Макс уже успел тысячу раз их отксерить, если не перечитать.

Я настойчиво и суетливо нажимал и нажимал на дверной замок. Мне не отвечали. Это было, по меньшей мере, странно. Даже если Макс и не чист на руку, он так откровенно не покажет свои нечистые руки.

Наконец дверь отворилась. Правда, не дверь Макса, а его хорошенькой рыженькой соседки. Она высунула свой остренький носик и поманила меня тоненьким пальчиком. Я нехотя приблизился к ее квартире. Не люблю, когда меня так фамильярно подзывают, но я находился не в том положении, чтобы обижаться на вольности.

— Ну и? — как можно небрежнее спросил я.

— Во-первых, здрасьте, — задиристо ответила она.

— А во-вторых, не здрасьте, а здравствуйте, Виталий Николаевич.