Всё хоккей

— Но зато вы, Тонечка, не во всем правы. И не все вы знаете про Максима. У нас с ним был общий друг. Может быть, вы слышали, он погиб. Я теперь пробую писать про него книгу. А на счет наших отношений с Максом, здесь вы, пожалуй, угадали. Общий друг вряд ли нас сможет сделать друзьями. Да это и не обязательно.

Тоня сморщила лобик. Изящно затянулась тоненькой сигареткой и выдохнула дым в сторону открытой фрамуги.

— Да, да. Я что-то слышала про эту нелепую смерть. Максим очень переживал. Он считает, что это именно его долг написать книгу про своего коллегу, — она запнулась и неуверенно добавила. — И друга.

— Вот видите, у нас одинаково развито чувство долга. Хоть погибший не был моим коллегой, а только другом, — уверенно заявил я и сам испугался своих уверенных слов.

Мне на секунду показалось, что Смирнов и впрямь был моим настоящим товарищем. И я периодически стал забывать о своем прямом участии в его смерти.

— Но, увы, в этом случае я вам ничем помочь не могу.

Тоня резко встала, хмель от пива прошел. Она откровенно посмотрела на часы, давая мне понять, что больше нам разговаривать не о чем.

— Я понятия не имею про этого человека. И ничего не могу вам про него рассказать.

— А ваш дядя? Если он знаком с Максом, вполне возможно он знал и Смирнова?

— А с чего вы взяли, что мой дядя знает Максима?

Я растерялся. Я бил вслепую. Мало ли какой врач мог сделать Запольскому операцию на сердце? Конечно, можно ответить, что они знакомы, только потому, что Тоня — соседка Макса, но я решил идти наугад до конца.

— А как же иначе? — я удивленно пожал плечами. — Ведь ваш дядя делал Максу операцию на сердце?

Я неотрывно смотрел на девушку. Она хладнокровно выдержала мой навязчивый взгляд.

— Вообще-то Макс предпочитал не распространяться на эту тему, но если вы знаете, — она пожала плечами. — Макс считает себя абсолютно здоровым человеком и умеет забывать прошлое, особенно, если оно столь неприятно. И потом… Не только Макс обязан дяде, тот в свою очередь тоже к нему обращался.

А вот это было для меня полной неожиданностью. Я без разрешения девушки налил себе еще бокал пива.

— Хирург к психотерапевту? Это что-то новенькое.

— Можно подумать, что у хирургов не бывает стрессов. Впрочем, я ничего не знаю об этой истории. По-моему, она слишком примитивна и попахивает любовной мелодрамой. Я от дяди не ожидала таких банальностей. Я считала его всегда незаурядной личностью. А тут… Он вдруг на грани нервного срыва. Кстати, Максу удалось ему помочь.

— Получается, что известного хирурга, э-э-э, — замычал я, словно припоминая фамилию.

— Маслов, его фамилия, если вы не знаете, но боитесь спросить. А мне скрывать нечего. Наоборот, я горжусь, что мой дядя — известный хирург Маслов.

— Известного хирурга Маслова посмела бросить девушка? — я изобразил на своем лице удивление.

Тоня в ответ на мою неудачную гримасу лишь усмехнулась.

— Во-первых, тогда он не был известным. А во-вторых, сколько я его знаю, он всегда был женат. У меня вообще такое ощущение, что он родился уже женатым, настолько привязан к своей семье. Вот и все объяснение. Любовь не всегда ко двору.

— Чаще всего не ко двору, а со двора, — я вдруг вспомнил Диану и скривился.

— Похоже, и у вас случались любовные разочарования?

— А вы можете назвать того, у кого они не случались?

Тоня звонко рассмеялась, встряхнув рыженькой челкой.

— Как ни фантастично звучит, но могу. Макс, к примеру.

Я не выдержал и зло бросил в ее разрумянившееся личико.

— А вот вы, к примеру, его безжалостно бросите, и ему даже ни капельки не станет грустно?

Румянец мгновенно пропал, Тоня побледнела, сжала кулачки и даже бросила взгляд на пепельницу. Я даже подумал, что она вот-вот ею в меня метнет. И невольно отбросил голову назад. Но девушка набрала воздух и тут же его выдохнула.

— А знаете, ему не станет грустно, если я его брошу. Но, как ни странно, и мне тоже, если он бросит меня. Удобная любовь, не правда ли? Любовь, которой не нужно бояться.

— Да, пожалуй, удобная, — я поднялся и направился к выходу. — И хотя мне тоже было чертовски удобно на вашем диване, пора и честь знать. Особенно когда ничего другого не остается.

Проходя мимо светлого комода, еще сохранившего запах сосны, я случайно задел локтем фоторамку. Фотография, как бутерброд, упала изображением вниз, я машинально поднял ее и поставил на место. С фото победоносным, слегка пренебрежительным взглядом на меня смотрел Макс, положив руку на плечо пожилому человеку с круглым, слегка румяным и крайне положительным лицом.

— Это мой дядя, — Тоня ткнула пальцем в кругленького человека.

— Симпатичный он у вас. Довольно редко лицо выдает характер.

— Напротив, довольно часто. Слыхали, наверное, лицо — зеркало души.

— Вообще-то это про глаза сказано, но смысл уловили верно. Особенно, глядя на Макса. Твой дядя знаком с ним гораздо больше, чем я думал.

— А зачем об этом вообще думать. Ну, знакомы и знакомы. Если хотите знать, дядя вообще ярый сторонник нашего брака.